С отжиманиями не срослось, и я решил поприседать. Выгнул спину в пояснице, как тиктокерша перед зеркалом, которая собралась сэлфить свой попец. Расправил плечи, и присел. Колени по-стариковски хрустнули. Раз, два, три. Через пару десятков раз хруст исчез. А я вывалил язык на плечо, как сенбернар посреди пустыни, одышка тоже присутствует. Вот блин. Я на физру вообще что ли не ходил. Вроде в советских школах со спортом все по фэн-шую было. Наверное, я тот еще прогульщик.
Я оглядел свою комнату, чтобы узнать себя получше. Простенькие обои в безвкусный горошек, массивный чуть кособокий шифоньер, письменный стол с выдвижными ящиками и панцирная скрипучая кровать с ватным матрацем. Все…
Даже магнитофона нет. Но зато на стене висит гитара. Ух! Неужели я играть умею. В той жизни мне по уху (даже по обоим) пробежало стадо медведей. Больших таких, белых наверное, ну или минимум гризли. А в этой?
Я снял гитару и сдул с желтого, чуть потертого корпуса пыль. Левой рукой зажал струны, а правой ударил по ним. Дребезжащий звук разнесся по комнате. Ударил второй раз. Звук повторился, только стал еще более противным. М-да-а… А я думал ща как польется песня дивная. Очи черные, ну или утки на худой конец. И два гуся с ними. Хотел, как лучше, а получилось как у Бузовой. Ну, ту хоть куча народа слушает. А у меня даже воробьи с подоконника смотались после такого концерта. Даже нагадить успели в знак своей признательности.
В дверь постучали, я не успел ничего ответить, как в комнату вошла мать. Вид у не был обеспокоенный:
— Андрей, там к тебе пришли…
— Кто? — удивился я.
— Из милиции. Поговорить хотят.
Я быстро натянул трико с вытянутыми коленями и незаметной дырочкой на бедре и вышел из комнаты.
— На диване под настенным ковром с изображением пятнистого оленя сидел, похожий на него человек в милицейской форме старшего лейтенанта. Только вместо рогов кустистые усы. Глаза хитрые, как у Бармалея. Нос красный, как у Санты, покрыт сеточкой капилляров. Однако, любит служивый выпить.
— Андрей Григорьевич Петров? — милиционер вопросительно уставился на меня.
О, круто, отчество у меня, оказывается, как в прошлой жизни. Вот так совпадение. Или это не совпадение?
— Да, — кивнул я и уселся на стул напротив.
Мать, заломив руки, прислонилась к стене и вздыхала. Интересно, что он ей уже наговорил? Ладно. Разберемся сейчас с коллегой.
— Я участковый инспектор милиции Осинкин. Жалоба на вас поступила, Андрей Григорьевич.
— Какая жалоба? — непонимающе уставился я на него.
— Ну как же, драку на выпускном затеяли. За школой. Человека чуть не покалечили…
— Какого человека? — включил я Ваньку.
— Одноклассника вашего, Быкова.
У матери отвисла челюсть.
— Все нормально с Быковым, — невозмутимо ответил я. — Он сам упал и нос разбил.
— А у нас другие сведения… — загадочно проговорил Осинкин.
В голове прокрутились все возможные варианты событий. Что-то темнит коллега. Быков меня не сдал. Он даже в учительской ничего не сказал, когда ему в нос затычки вставляли. А тут вдруг целый участковый пожаловал. Конечно, в советское время побои в общественном месте карались серьезнее, чем сейчас. Как злостное хулиганство квалифицировались. Но Быков-то меня не сдал. И я вспомнил этого мента. Ну как же! Он всех местных алкашей в вытрезвитель регулярно забирал. А потом сам же их выпускал за пузырь или за червонец. Что ж ты, гнида честь советской милиции позоришь? Даже мне за державу стало обидно.
— Покажите мне заявление.
— Какое заявление? — опешил участковый.
— Которое написал на меня Быков. О причинении телесных повреждений из хулиганских побуждений.
— Заявление… Э-э… Я же говорю, жалоба…
— Его нет, так?
— Но есть жалобы от других участников инцидента, — хриплый голос участкового растерял нотки уверенности.
— Каких?
— Вот, выпускник Зинченко сообщил, что вы вели себя неподобающе комсомольцу. Затеяли драку с одноклассником и разбили ему нос.
— Зинченко? Это дружок Быкова? — память реципиента постепенно ко мне возвращалось (главное, чтобы его мозг не вернулся, а то буду, как Билли Миллиган, с толпой разных ублюдков в голове жить). — А не у него ли случайно отец в горкоме партии работает? Это он вам звонил? И потом, если потерпевший Зинченко, тогда должен быть акт судебно-медицинского освидетельствования его бренного тельца с фиксацией побоев и определения степени тяжести причиненного вреда здоровью. А так получается, что вы превышаете должностные полномочия.