***
Когда проповедь закончилась и верующие разошлись, Винсент подошел к Алехандро:
– Что это за костюмированный бал? – с ходу спросил тот.
– Не понял?
– Да я же по глазам вижу, что ты не священник.
– Интересно, – сказал Винсент, – а кто же я тогда?
– Ты ученый исследователь метафизики. Один из тех недотеп, что тщатся познать умом недоступное рациональному познанию, изучить неподдающееся изучению.
– Если это возможно, я бы попросил не распространяться об этом.
– Не беспокойся по этому поводу, – сказал Алехандро, – присядь лучше передохнуть. – Он достал портсигар, вынул оттуда джойнт и предложил гостю угощаться. Они присели на скамью и закурили.
– Я же прекрасно знаю, что человек ты безобидный. Простой наблюдатель. Но даже если ты приехал бы помогать силам Ада, в этом не было бы ничего страшного.
– Серьезно?
– Разумеется. Все эти святые, демоны – просто отображение нашего внутреннего мира. Главное – что у нас здесь, – Алехандро хлопнул себя ладонью по грудной клетке, – и здесь, – указал он пальцем на голову.
Винсент достал ром, сделал глоток и протянул флягу проповеднику.
– Нетипичный взгляд для служителя церкви.
Алехандро как следует приложился и ответил:
– Церковь – это тоже всего лишь символ. Все, что нам нужно, уже есть в нашем сознании. Главное – обрушить перегородки. Даже человек с совершенно механистическим взглядом на мир, для которого человеческий организм – это просто машина, а ДНК – заложенная программа, рано или поздно поймет, что окружающий мир – это, образно выражаясь, дисплей, на который выводится информация. А ведь есть еще комната, в которой стоит компьютер. И тот, кто на нем работает.
– Знаешь, – сказал Винсент, – а ведь многое из того, что говорил Иисус, научно доказано.
– Только не надо мне о зашифрованном в мифологии образе мироздания, коллективном бессознательном и прочем. Читал, разбираюсь.
– Нет, я как раз хотел сказать о вере. Еще в XX веке многие мечтали жить в мире магии. Но все вышло за рамки фэнтези‑произведений и ролевых игр лишь тогда, когда они реально в это поверили. Все оказалось просто. Ты живешь в будничном мире, пока уверен в его нерушимости. Стоит тебе принять на веру, что всем управляет волшебство, как так и будет.
– А когда поверивших оказалось достаточно много, начали происходить вещи вроде нью‑вавилонского безумия с воплощениями богов или нашего Адского квартала.
– Совершенно верно. Происходящее в Нью‑Вавилоне я наблюдал лично.
– И это хорошо, – сказал Алехандро, – чем сильнее фантазия, тем ярче проявляется святой дух. Чем глубже мы погружаемся в мир символов, тем ближе становимся к Богу.
6
На следующий день Винсент встретился с отцом Алехандро в холле гостиницы, и они отправились к самой знаменитой церкви Назарет Сити – храму Девы Марии. Там в этот день должно было состояться празднование Введения во храм Пресвятой Богородицы. К месту богослужения вел широкий проспект, и он был почти полностью заполнен людьми. Лишь по центру сохранялся небольшой проход. С одной стороны проспекта толпились шумные горожане, другую занимали молчаливые монахи. Последние выстроились ровными шеренгами и синхронно перебирали четки.
– Они принадлежат к Ордену святого Этернеса Файфского, – пояснял Алехандро, – при посвящении они принимают обет вечного молчания.
– А если кто‑то все же проговорится? – поинтересовался Винсент.
– Это абсолютно невозможно. Им удаляют голосовые связки.
Так как горожане охотно расступались перед облаченными в рясы Винсентом и Алехандро, те без проблем пробрались ближе к входу в храм. По обе стороны от входа выстроился почетный караул из рыцарей в полном доспехе.
– Личная гвардия папы, – прокомментировал Алехандро, – всегда удивляло, почему все они такого маленького роста.
– На самом деле они вообще не люди, – просветил его Винсент.
– А кто же?
– Моллюски. Что‑то вроде осьминогов. Уже довольно давно у многих возникли вопросы относительно доспехов средневековых рыцарей, хранящихся в музеях. В том числе и по росту, как и у тебя. Но в первую очередь – относительно устройства. В частности, многие из них были цельными, без сочленений. Причем выполнены таким образом, что человек с нормальным строением скелета туда ногу не мог просунуть просто‑таки никак. Голову в шлем, в принципе, просунуть мог, вот высунуть обратно – без шансов.