– Назари, – мягко, чуть растягивая последний слог, повторила Ирена и увидела, как парень закрыл глаза и чуть улыбнулся.
– Да, – уже сквозь сон прошелестел он почти неразборчиво, – моя мама произносила его также.
Он так и заснул на чужих коленях и в первые за очень долгое время не увидел никаких ужасных снов. Где-то глубоко в душе он хотел, чтобы так было как можно дольше. Ирена тоже прикрыла глаза и постаралась удобнее устроить голову на спинке дивана. Она была не против провести несколько часов неподвижно и позволить чужой ауре слиться с ней воедино вновь. В голове настойчиво билась мысль о том, что все могло бы быть иначе, если бы она не решила тогда помериться силами и неприступностью характера. И теперь она не знала как дальше быть.
Назари проснулся ближе к вечеру и почувствовал, как сомнения вновь забираются в душу холодными щупальцами. Если она была той самой, тогда почему его дар противился этому?
– Тебя тревожит что-то еще, – Ирена не спрашивала, она утверждала, хотя давить не хотела.
Девушка понимала, что авария и возможное предательство кого-то из знакомых сильно потрясли парня, заставив его сбросить все маски. Но вскоре он наденет их вновь и будет таким же, каким был в клубе. Это было проклятье их мира. Предназначение и дарованные с самого рождения таланты и внутренние силы часто становились поводом многих конфликтов. Но чаще всего конфликтов души. Именно такой конфликт сейчас разгорался внутри парня. Ирена не была глупа и прекрасно понимала причину его терзаний, лишивших сна, и бессмысленных метаний по городу, которые в итоге привели к аварии. Ей было мучительно думать о том, что она довела его до подобного состояния.
«Не стоило так поступать с родственной душой», – мелькнула горькая мысль в голове, но Назари вдруг коснулся ее рук, привлекая внимание.
– Я могу тебя кое о чем попросить?
– Да, что угодно.
Парень опустил голову и едва заметно улыбнулся. Он знал, что все это бессмысленно, но по-другому было нельзя.
– Пойдем наверх, я хочу показать тебе одну вещь.
– Да.
Назари поднимался по лестнице неохотно, зная, что этот путь в никуда. Его мастерская была действительно большой и светлой комнатой, занимающей половину этажа. Ирена предположила, что для нее понадобилось убирать не одну перегородку. У стены стояло несколько пустых манекенов, еще на нескольких, выдвинутых к центру, были заготовки различных вещей; дальний угол комнаты был скрыт за тяжелыми шторами из тёмно-синего бархата. Парень направился к ним.
– Здесь твоя аура чувствует себя так свободно, как нигде больше, – Ирена неторопливо осматривала комнату, чувствуя трепет внутри. Это место было сакрально для стоящего перед ней, и она ценила то, что он позволил прикоснуться к нему.
Назари ненавидел себя в те минуты, но отодвинул шторы, показывая девушке манекен с красивым платьем небольшой длины пудрового оттенка, аккуратный вырез декольте был вышит кружевами так же как короткие рукава и подол.
«Каждая девушка мечтала о подобной красоте», – грустно подумала Ирена, – «но этот фасон и цвет подошли бы мне меньше всего на этом свете».
– Оно не подойдет мне, – девушка постаралась улыбнуться как можно мягче, подходя ближе. – Но оно очень красиво.
– Я знаю, – Ирена думала, что можно сойти с ума лишь от той боли, которая слышалась в голосе парня. – Но я не понимаю. Я не могу…
– Тише, – девушка невесомо коснулась обветренных искусанных губ кончиком указательного пальца. – Просто знай, что я готова к любому твоему решению.
Назари молчал, скользя растерянным взглядом по прекрасному лицу напротив. Он хотел прикоснуться, ощутить тепло кожи, но не смел даже надеяться. Ведь Судьба начертала его историю иначе.
– Не все в этом мире зависит от предназначения. Теперь только тебе решать, кто будет сильнее: оно или ты, – Ирена была спокойна. Она чувствовала, что по-другому просто нельзя.
Прежде чем уйти, она коснулась его щеки, чувствуя легкое покалывание от щетины. Назари потянулся за прикосновением, закрывая глаза и хмуря брови.
Когда он открыл глаза, шаги девушки совсем стихли. Он остался один. Снова. И может уже насовсем.
Назари обессилено сполз по стене, зарываясь пальцами в волосы. Ему казалось, что все внутри него горит. Его аура больше не бушевала, она сжигала саму его суть. Он больше не хотел иметь что-то общее со своим делом. Больше ни с чем. Парень не знает, сколько времени провел на полу, позволяя одиноким слезам скатываться по холодным щекам.
В том же беспамятстве он доходит до кровати, но так и не смыкает глаз. Душа разрывается на части. Агония безысходности все ближе подбирается к его, итак, истощенному телу. Назари признает, что ему страшно.