— Опередим, — заверил Андерсон, у которого были основания утверждать это.
Но опередить не удалось. Еще через день пришла информация из самого логова российской военной группировки в Сирии, что русской агентуре удалось захватить часть злосчастного архива.
— Это что, мы продули призовой забег? — Батлер остановился посреди своего кабинета, вперив тяжелый взгляд в стоящего по струнке заместителя.
— Нет, сэр, — отчеканил тот.
— У вас есть какие-то дельные предложения, кроме того, чтобы застрелиться?
— По моей информации, агенты противника еще не добрались до цели.
— То есть они еще плетутся по сирийским холмам и долинам с архивом в чемодане на колесиках? — хмыкнул Батлер, сочившийся язвительностью.
— Да. И у нас есть хорошая возможность их перехватить.
В двух словах Андерсон ввел босса в суть ситуации. И по мере изложения лицо резидента светлело.
— Полетите лично вы, Алан, — воодушевленно произнес Батлер. — Кроме вас, никто не должен касаться бумаг. И не рекомендую лазить в них. Вам же будет спокойнее.
— Есть, сэр.
Батлер благосклонно кивнул. Он знал, что его помощник неукоснительно выполнит приказ. Этот парень слишком умен, чтобы совать нос в такие тайны.
— Используйте любые имеющиеся у нас средства, — Батлер сжал пальцами плечо «арийца». — Я жду вас с победой, мой мальчик. Не подведите. Не разочаровывайте старика.
Глава 3
— Капитан, вы меня не уважаете, так уважайте хоть мой мундир! — услышал я голос позади себя и с интересом обернулся.
Передо мной стоял полноватый, с одутловатым лицом подполковник в такой образцово‑показательной отутюженной военной форме, что хоть сейчас ставь манекеном на выставку новинок обмундирования. Ба, новичок! Видимо, прибыл по очередной замене. Министерство обороны стремилось пропустить через войну в Сирии как можно больше народу, чтобы обкатать в боевых условиях. Сами военные стремились сюда для героической записи в личном деле и корочки участника боевых действий. К последней прилагались всякие бонусы типа бесплатного проезда на троллейбусе и двух тысяч ежемесячных рубликов — немного, но приятно. Так всегда бывает на войне — к незаменимым специалистам и окопным воякам обязательно присоседятся бесполезные тыловые и штабные крысы, бо́льшая часть которых, впрочем, относится к жизни философски и не лезет со своим уставом в чужой монастырь. Но есть и те, кто пытается отличиться бескомпромиссной борьбой за дисциплину и порядок, и им тут раздолье, поскольку воюющая армия имеет обычно вид, далекий от образцово‑уставного. Сирийская пыль и жара со временем это лечат. Но некоторые особо одаренные службисты продолжают упорствовать в своем стремлении, чтобы все было прямо и перпендикулярно, и становятся популярными клоунами, на которых собираются посмотреть со всей базы. Самое забавное начинается, когда клоуны обладают хоть сколько-нибудь весомыми звездами.
— Я с вами разговариваю, товарищ капитан. Вернитесь и представьтесь, — строго произнес новичок.
Я наткнулся на него, когда выходил из деревянной часовни, построенной сразу после прибытия русского контингента на базу Хмеймим. На этой сумасшедшей войне, в которой нашими противниками являлись религиозные фанатики со всего мира, я взял привычку, по возможности, ежедневно заходить в православную часовню, где ведет службу наш любимый войсковой батюшка, и ставить свечки. Этот ритуал помогал обрести душевное равновесие и четче осознать смысл всего происходящего. И я был не один такой — в часовне постоянно толпился народ. На выходе из нее, в задумчивости забыв натянуть на голову форменную кепку, я и наткнулся на этого рьяного службиста, которому не отдал воинское приветствие.
— Капитан Завьялов, командир прикомандированной технической группы. — Я напялил кепку, лихо козырнул, преданно пожирая глазами подполковника.
Обосновавшись четыре месяца назад на авиабазе ВКС, мы получили новые имена и звания. На погонах у меня теперь четыре звезды — целый капитан. Как ни странно, маленькие звездочки мне по душе — они вызывали ностальгию о далеких временах, когда я был молод, энергичен и горяч. Рад надел погоны прапорщика, что воспринял весьма кисло, потому что стал предметом шуточек — мол, все, что создано русским народом, принадлежит прапорщику. Остальные превратились в старлеев. Понижение в статусе особых неудобств не вызывало, зато позволяло затеряться среди бесчисленного количества таких же незаметных винтиков войны.