— Ну, если не считать стенокардии… — задумчиво сказал Мгасапетов. — Но мне это не мешает функционировать.
— Тебе не мешает — пришельцу помешало бы, — возразил Ахябьев. — Пришельцу стенокардия без нужды. Хорош был бы наш «Луноход» со стенокардией. Или с холециститом.
— Ты забываешь, Робик, — сказал Гамлет Варапетович, — что «Луноходу» нет нужды вживаться в стадо.
— Экая важность! — отмахнулся Ахябьев. — Да не будь у тебя стенокардии, я бы и глазом не моргнул. При всем моем к тебе уважении. Ты мне подходишь даже совершенно здоровый. Короче, Гамлет, как это ни прискорбно, мы с тобой отпадаем. Славик, у тебя, кажется, хронический насморк?
Путукнуктин молча кивнул.
— Довольно странная характеристика для пришельца. Итак, остается Фомин. Наш любезный Владимир Иванович, который так загадочно отсутствует.
— У Володи повышенное давление, — заметил Мгасапетов. — Сто семьдесят на сто десять.
— М-да, многовато, — с неохотой признал Роберт Аркадьевич. — Значит, моя исходная гипотеза некорректна. Действительно, если вдуматься, любому современному человеку присуща та или иная современная хворь. Они ее включили в функциональное описание человеческой модели и оказались совершенно нравы. Человек, которого изнутри ничего не гложет, выглядел бы неприличным бодрячком. А ну-ка зайдем с другого конца. Скажите мне, друзья мои, может ли типичная человеческая модель скончаться? Иными словами, отбросить копыта?
— Вообще-то это для человека характерно, — сказал Мгасапетов. — Но, с другой стороны, смерть от телесного недуга они вряд ли стали бы предусматривать.
— Ну а несчастный случай? — живо спросил Ахябьев. — Скажем, удар электрическим током? Слава, дорогой, рядом с тобой на стене розетка. Сунь туда пальчик, будь любезен.
Путукнуктин покосился на розетку и не двинулся с места.
— Я запрещаю подобные эксперименты, — сухо сказал Мгасапетов.
— Правильное решение, — одобрил Ахябьев. — В таком случае я выхожу из игры. И если в конце концов пришельцем окажется Роберт Ахябьев, не говорите, что он был слепым орудием в чуждых руках. Он мучился и страдал.
Роберт Аркадьевич встал. Его лицо было светло и бесстрастно. И если бы Мгасапетов обладал хоть малейшим даром предвидения, он тигром бы кинулся на Ахябьева и придушил бы его на время или каким-либо иным способом лишил его возможности действовать. Но Мгасапетов даром предвидения не обладал. Единственное, что его занимало, было расстояние между Ахябьевым и розеткой, за которым он зорко следил.
Однако Роберт Аркадьевич и не собирался приближаться к розетке. Он постоял у своего стола, задумчиво взял в руки настольный вентилятор и вдруг, резко наклонившись, вцепился зубами в электрический провод.
— Роберт! — не своим голосом завопил Мгасапетов и, опрокинув стул, вскочил.
Путукнуктин последовал его примеру с некоторым опозданием, вызванным замешательством.
Но все было уже кончено. С перекушенным проводом в зубах Роберт Аркадьевич выпрямился. Глаза его были полуприкрыты, как будто он с недоумением прислушивался к себе. Гамлет Варапетович схватил его за один локоть, Слава Путукнуктин — за другой. Ахябьев и не думал сопротивляться.
— Все ясно, — сказал он сквозь зубы и медленно опустился на стул.
Мгасапетов схватил один конец провода и потянул в свою сторону, Путукнуктин — другой.
— Кончена карьера, — тихо проговорил Ахябьев и, поведя плечами, освободился от дружеских рук. — Ну что ж, будем действовать сообразно. — Он посмотрел на Мгасапетова, потом на Путукнуктина, грустно улыбнулся. — Спасибо вам, дорогие мои, — сказал он. — Вы сделали все, что могли, но помочь мне теперь вы не в силах.
Мгасапетов и Путукнуктин переглянулись и с опаской посмотрели на оборванные концы провода.
— Двести двадцать вольт, — сказал Ахябьев деловито, — а в отдельные моменты до двухсот пятидесяти. Болевой шок, паралич речевых, слуховых, зрительных центров, прекращение сердечной деятельности — и, как говорится, можно сливать воду.
Гамлет Варапетович и Слава Путукнуктин в ужасе отступили от ахябьевского стола.