– Хорошо, – согласилась я, понимая, что воспитывать здесь предстоит сразу двоих. – Немолодой вампир, вампир «предсоломинкового» возраста, вампир в самом расцвете немощи. Выбирайте!
Если честно, то я обиделась. Мало того, что со мной обращаются так, словно принц с нищенкой, так еще и кормить отказываются нормально!
«Знаете, мадам, почему я держу руки за спиной?», – спросил меня взгляд. – «Потому что они очень чешутся!».
«Это к деньгам!», – ответила я взглядом, кусая мясо. – «Помните, восемь лет!».
«Два года условно!», – прищурились на меня. – «Вы меня плохо знаете!»
– Хорошо, – с ласковой угрозой улыбнулись мне. – Нужно будет купить корм для мамы.
Что?! Корм для мамы?! Мама – не аквариумная рыбка. Она и укусить может! Я чувствовала, что у меня в роду были охотники на вампиров.
– Мама никуда не едет. Не хватало, чтобы она опозорила наш древний род, – вкрадчиво и негромко постановил мистер Малеволент, усаживаясь на стул.
– Ну, как бы больше опозорить семью уже не удастся, – заметил Сморчок, открывая свежую газету «Магический шепот». Мне даже отсюда было видно, что на главной странице красуется знакомый портрет. Почти в половину страницы. А сверху написан огромными буквами заголовок: «Временно отстранен от должности заместитель министра магии Рафаэль Малеволент в связи со скандалом! Он удерживает силой девушку в своем поместье! Какие чудовищные вещи он творит с бедной узницей?».
Рафаэль… Я всегда прикидываю, подходит ли имя человеку. Обычно, когда мне представлялись Эдуардом или Аристархом, а ты смотришь и понимаешь, что Козел он. Или Коля.
А тут целый Рафаэль!
Я не знала, о чем была статья, но хозяин с нежным именем Рафаэль закусил клыком губу. Его глаза сузились до двух щелок, а потом расширились до размеров блюдец. «Пс!», – прошипел Рафаэль, кусая губу.
– Так я и знал! Под меня копают, – бросил он газету в камин. Его взгляд вдруг стал холодным, а пальцы сплелись так, что он положил на них подбородок. Внезапно уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке, которая адресовалась явно не нам.
«Пакость задумал!», – перевела мне чуйка, когда я видела, как сужаются его глаза, в которых отплясывали языки пламени.
– Мама поедет со мной! – топнул ногой Дэнфер, бросая вилку на стол.
– Милый мой, когда сюда придут из министерства, и твой любимый папа сядет на восемь лет, ты останешься круглым сиротой, – ласково произнес «любимый папа». – Потому что перед тем, как папу повяжут, он придушит маму. И со спокойной совестью отсидит эти восемь лет, зная за что. А там и ты Академию закончишь…
– Мама поедет со мной! – засопел Дэнфер, глядя на отца таким же нехорошим взглядом суженых глаз. – Все будут с мамами, а я без мамы?
– В таком виде? – спросил хозяин, показывая на меня рукой. – Еще раз повторяю! Мама у нас домашняя!
– Еще лоток мне поставьте! – возмутилась я, придерживая полотенце. – Кстати, а у дядечек из министерства не возникнет вопросов, почему я хожу в полотенце? Или придется рассказывать о том, что мама очень чистоплотная и моется каждые десять минут?
Мистер Малеволент горделиво откинулся на спинку кресла.
– Хорошо. Мама поедет с тобой. Мордехай, поищи какое–нибудь платье и украшения! – махнул рукой хозяин, о чем–то думая. – Пойдут сплетни, что я удерживаю в замке человека. Значит что? Значит, ее должны видеть! Пусть все видят, что это не просто бедная пленница, а очень дорогая и любимая женщина.
О, как!
– Одну минутку! – послышался голос гоблина, и он вышел. Когда он вернулся, нарушая повисшую тишину, за ним шелестели сразу четыре платья. Выглядели они мрачновато.
– Какое выбираете? – спросил гоблин, показывая мне платья. Первым было фиолетовое со странной аппликацией на груди. Казалось, что она была здесь немного неуместна. Хотя, может так модно? Откуда я знаю, что здесь модно, а что нельзя?
– Вот в этом платье умерла бабушка. Ей всадили в грудь кол. Но я его отстирал и дырочку зашил! – заметил гоблин, пока я смотрела на платье с нехорошей репутацией.
– Покажите вон то, красное, – попросила я, понимая, что платье уже принесло удачу своей владелице.
Гоблин расправил красное платье. Оно было каким–то странным. Верх у него был карминово красным, а низ какой–то горелый и неровный.
– О, отличный выбор! В этом платье пытались сжечь на костре прапрапрабабушку. Подол немного подгорел! Но я его постирал! – заметил Сморчок.
– Кажется, не мой размер неприятностей, – поежилась я. – А вот это, синее!
На первый взгляд на нем не было таких уж явных следов, поэтому я склонялась к нему.