Мне казалось, что внутренности горят огнем, дыхание вырывалось из груди с хрипами, перед глазами пошли разноцветные круги.
- Да что ж такое! - словно сквозь туман донесся до меня голос травницы. - Дыши глубже. Что ж ты так накинулась-то.
Мне становилось легче, спазмы стали потихоньку отпускать, и я даже смогла сделать несколько судорожных вдохов, желудок еще не успокоился, но резких болей уже не было. Я с трудом выпрямилась, одной рукой опираясь на стол, а второй утирая мокрые от слез щеки.
- Сколько ж ты не ела? - не унималась травница, придерживая меня под локоть и внимательно вглядываясь в лицо.
- Не знаю, - прохрипела я. - Не помню.
- Ох, горе горькое. На, допивай, - она снова сунула мне в руки чашку с бульоном, которую, как оказалось, я каким-то чудом умудрилась поставить на стол. И как не разбила только? - И давай в постель. На ногах не стоишь. Все остальное потом. Все потом.
Я сделала осторожный глоток из чашки. Ничего не произошло, только в животе заурчало. Это заставило травницу нахмуриться и неодобрительно покачать головой.
- Кости-то хоть целы у тебя? - спросила она, рассматривая мое тело, потерявшееся в складках длинной рубашки.
- Да, устала просто. И не ела ничего. Силы закончились.
- Иди, ложись, - не выпуская моего локтя, травница подождала, пока я допью отвар и помогла мне добраться до кровати.
За печкой, шкурами был отгорожен небольшой закуток, который, по-видимому, являлся для знахарки спальней. Там же стояла кровать или вернее, широкий топчан, выполнявший роль спального места.
- А как же вы? - удивленно посмотрела я на травницу. Было неудобно занимать ее кровать и заставлять уже немолодую женщину ютиться с меньшими удобствами, но с другой стороны, мне не терпелось поскорее оказаться под одеялом. Укрепляющий отвар, бульон и тепло сделали свое дело, я отогрелась, и теперь меня еще сильнее клонило в сон.
- Ложись, потом разговоры разговаривать будем, - подтолкнула меня травница, и я уже не нашла в себе сил сопротивляться. – Как очуняешь.
С блаженным вздохом я забралась на тюфяк, набитый сеном и застланный грубой, но чистой простыней, пахнущей травами, укрылась легким, почти невесомым, но удивительно теплым одеялом и уснула еще до того, как моя голова коснулась подушки. Самое удивительное было в том, что последней посетившей меня мыслью стало недоумение по поводу наличия у деревенской знахарки одеяла из шерсти заморских животных. Даже в замке князя Димитриу такие вещи считались роскошью. Но эта мысль проскользнула и потерялась в темноте моего сознания. Я уже спала.
Глава 4.
Боль накатывала волнами, она раздирала меня изнутри, лишала способности мыслить и двигаться. Каждое, даже самое легкое шевеление приносило с собой волну еще более невыносимой боли. Мне казалось, что я горю. Полыхаю, как факел и это продолжается уже так давно. Все слезы были выплаканы, горло сорвано от истошных криков и издавало лишь невнятное сипение. Я хотела, чтобы это все закончилось, чтобы меня, наконец, перестала мучить эта всепоглощающая боль, от которой, кажется, не только тело страдало, но и умирала душа. Она вспыхивала, словно факел и оседала пеплом под ногами.
Иногда мне снились сны, и я снова чувствовала, как горят мои внутренности, прожигая тело насквозь, как от боли не было сил кричать, как тело разрывала изнутри сила, что пробуждалась и просилась наружу. Она закручивала узлом суставы, растягивала сухожилия, и казалось, что даже кости крошились под ее напором.
А потом перед глазами возникал светлый лик монахини с острова Святой Елены. Я словно наяву видела то утро, когда, прощаясь, она брала в ладони мое лицо. Слышала ее тихий, но такой проникновенный голос:
- Я знаю, что однажды ты придешь к нам. Не зря тебе даровано такое имя.
И я повторяла ее слова про себя, они запечатлелись в памяти, и ничто не могло стереть это воспоминание.
- В тебе есть сила, девочка…
Я помнила то утро, когда монахини из ордена Святой Елены покидали замок князей Тодэа. Только-только занимался рассвет, еще даже первые робкие лучи солнца не успели осветить землю, лишь небо на восходе слегка порозовело, а сестры уже собрались в путь. И только я провожала их до замковых ворот. Мы простились, они ушли. А я еще долго стояла, глядя им вслед. Тогда мне казалось, что с их уходом я потеряла что-то очень дорогое, но и в то же время приобрела что-то не менее весомое и значимое.