В дверь стукнули два раза. Саня открыл. Входит Нюта. Сейчас очень проста и весела. Увидела стол, не совсем искренне удивилась.
Нюта. Ой, что это вы!
Лямин. Садитесь.
Нюта. Куда? Сюда?… (Присела.) А мне нельзя пить, у меня глаза будут блестеть.
Люба. Это не страшно.
Нюта. Ну, да я еще Куропеева не проводила. Ну ладно, тогда только одну – за Алексея Юрьевича.
Люба. Оригинально.
Нюта (подняла бумажный стаканчик.) За то, что вы такой простой. И оставайтесь таким всегда. Давайте с вами чокнемся… (Выпила.) Ой, побежала. А вы веселитесь, только осторожно, а то и себя подведете и Алексея Юрьевича. Закройте.
Саня закрыл за ней дверь.
Люба. Леша, она тебя чарует. Ты не смотри, что она глупая. Валя Чулко тоже глупая. Мой миленький мне все время рассказывал про нее анекдоты, какая она глупая, я даже обманулась и пустила это дело на самотек. А теперь оказалось, что это не глупость, а такая непосредственность. Она такая стихийная, дитя природы.
Саня (запел из «Кармен»). «Любовь!… Любовь…! Любовь!…» Любовь!…»
Люба взяла с соседнего стола папку, размахнулась и стукнула Саню по голове.
– За что?!
Люба (просто, серьезно). Если он меня бросит, я умру. Не нарочно умру, а от горя, я перестану есть, спать, пить. Я умру от звериной болезни «сморщенное сердце». Звери так погибают, когда их бросают люди, которых они любят.
Саня. Да, чур, я переселяюсь за твой стол!
Егоров. Алексей Юрьевич, мы же с вами договорились.
Люба. А я что, опять остаюсь в углу? Ничего не знаю, я буду сидеть у окна.
Лямин. Бросьте, честное слово! Я вообще не уверен, может, я завтра же вернусь обратно. Я не приспособлен к руководящей деятельности. Когда меня выбрали профоргом, я сразу развалил профсоюзную работу: полгода наклеивал марки на книжки, а их надо было наклеивать на карточки.
Саня. Ничего, опирайся на нас, мы тебе будем помогать. Ты еще не знаешь, какая это сила – массы.
Егоров. Все будут помогать. Вы же знаете, как к вам относятся.
Лямин (тронут). Ну, спасибо. Честно говоря, поддержка мне понадобится. Я еще не знаю, справлюсь ли вообще, но какие-то планы у меня есть.
Саня. Дерзай, дерзай.
Егоров. Значит, я сижу за столом Алексея Юрьевича, а вы – где хотите. (Взял со стула подушечку, пошел за стол Лямина.)
Люба. Иван Никифорович, я все-таки женщина.
Егоров не ответил, вернулся на свое место.
– Ну ладно, садитесь.
Саня. А вот Валя Чулко так бы не поступила.
Люба. Именно поступила. (Села за стол Лямина.) Совсем другое дело. Можно смотреть на Неву…
Саня. Со своей грустью на лице она была очаровательна.
Люба. Валя Чулко сказала моему мужу, что меня нельзя любить, потому что я неэстетичная. Леша, мне надо сегодня пораньше уйти. Ты меня отпускаешь?
Саня. Слушай, это нечестно, я первый сказал, что мне надо уйти.
Люба. Не знаю, у меня от этого зависит семейная жизнь, зависит все. Если он меня не отпустит, я все равно уйду, пускай меня увольняют.
Егоров. Когда был Куропеев, ваша семейная жизнь не зависела от работы. Теперь вдруг начала зависеть.
Люба. Вдруг стала зависеть.
Лямин. Тебе что, действительно так срочно?
Люба (отчужденно). Да, действительно… (Собралась, подошла к двери, вытащила стул.)
Лямин (вслед). Тогда что ж, я тебя отпускаю. Можешь идти.
Люба (холодно). Причем я, собственно, все сделала, что нужно. Моя совесть почти спокойна. (Ушла.)
Его ров (иронично). Хм…
Саня. Хорошо погуляли. Ну, за дело, господа, за карты.
Лямин. Да, да, все. Работаем.
Комната обрела свой обычный деловой облик. Затрещали арифмометры.
Егоров. А я неделю собирался отпроситься на сегодняшний день пораньше – так и не смог.
Саня. Интересно, почему именно сегодня?
Егоров. А почему сегодня – удостоверьтесь. (Протягивает ему талон.) Потому что я должен до пяти часов получить зубной протез. А что это значит, вы поймете потом, когда вам будет шестьдесят лет.
Лямин. Если бы вы раньше сказали! Раз у вас на руках талон к врачу, неужели я бы вас не отпустил?
Егоров. Я не думал, что получится такое совпадение. И Люба ушла, и я уйду, так все разбегутся. (Сане.) Вот когда вам будет шестьдесят лет и вы будете жить один среди чужих людей, тогда вы поймете, зачем это может понадобиться человеку раз в год уйти с работы на час раньше. (Лямину.) Ничего, я посижу.
Лямин. Зачем же, раз у вас талон, вы можете идти, вы просто имеете право.
Егоров. А если я не доработал на семь копеек, могу внести в фонд государства наличными.
Лямин. А я говорю: отправляйтесь.
Егоров сидит.
– Идите!
Егоров, не прощаясь, ушел.
Саня. Любопытная подробность. Он предлагал нам выпить после работы. Очевидно, зубы не имели для него решающего значения.
Лямин. Ему год до пенсии. Надо как-то продержаться. А уже склероз, все путает.
Саня. Он путает, потому что попивает.
Лямин. Злой ты все-таки малый, как я погляжу.
Саня. Почему, я сентиментален, я могу прослезиться в кино. Но я могу в упор убить человека. Может быть, по Ницше – это сверхчеловек, не знаю…
Работают молча.
– Моя беда, что я не люблю врать. Я первый сказал, что мне надо уйти. И вот все ушли, а я сижу. Я тоже мог бы наврать, что у меня то-то и то-то.
Работают молча.
– Но поберегитесь, когда я позволю себе врать. Тогда уж я не остановлюсь ни перед чем, я буду врать всеми способами, которые изобрело человечество. Но для этого мне надо опуститься. Это даже интересно – опуститься. И пускай все говорят: он опускается.
Лямин молчит.
– Леша, почему ты не занимаешься спортом? Тебе надо развивать волевые качества. (Встал.) Хочешь, я обучу тебя приемам каратэ? Вот я стою здесь, а ты иди ко мне с ножом.
Лямин. Мне некогда.
Саня. Ну хорошо, вот со стулом, на!
Лямин. Отстань.
Саня. Твоя беда, что ты не спортсмен.
Лямин. Не спортсмены запустили спутники и написали «Войну и мир».
Саня. Ну хорошо, подойди ко мне сзади. Или, хочешь, я сам подойду к тебе задом. Так?… Смотри, что получается…
Лямин (вывернулся из-за стола, отскочил). Слушай, хватит.
Саня все же бросился на него. Борьба серьезная, с ругательствами, с участием столов и стульев. От двери эту борьбу наблюдает Куропеев. Он смотрит пристально и в то же время неловко улыбается, как взрослые улыбаются детям. Когда его заметили, он, смеясь, покачал головой.
Куропеев. Я вижу, вы тут распоясались, друзья… Где люди?
Лямин. Любу Никулину я тут отпустил, у нее серьезные неприятности.
Куропеев. Так, так…
Лямин. У Егорова талон в поликлинику.
Куропеев. С веселым хохотом разбежались по домам?
Лямин. Он только что ушел, минуту назад.
Куропеев. А что ты предо мной оправдываешься? Твои люди, можешь хоть всех разогнать. Ты теперь начальник. А я так зашел, по старой памяти.
Лямин (Сане). Ну все, работаем.
Куропеев (посмотрел на часы). А ведь рабочий день кончился.
Саня (спохватился). Уже? Сегодня что-то пересидели. (Убрал бумаги в стол.) Придется отложить на завтра. Привет.