Байярду было известно намного больше о ситуации, чем мне; и он не доверял Ринате или его шефу. Я хотел бы, чтобы полковник прислушался к тону Рузвельта и выдал мне другую сторону истории.
Что мне сейчас было нужно, так это информация о Рузвельте, о Байярде, о том, что происходит, и просто обо всем; информация о моем месте во всем этом – а также назначение старого куска стали с магической способностью указывать на другие старые стальные куски.
Я подошел к двери и с облегчением обнаружил, что она открыта, страж в белой с золотом форме стоял навытяжку в дальнем конце прохода. Он направился в мою сторону, но я дал ему отмашку, и он вернулся к своему посту. Я не был под арестом в буквальном смысле слова, но они приглядывали за мной. Я начал закрывать дверь – и услышал пронзительный звук, похожий на ржание недорезанной лошади, из комнаты рядом с моей. Часовой рванул сверкающий хромом автомат из полированной стойки и перешел на бег. Я сделал два прыжка к двери, откуда донесся вопль, дернул ручку, отступил назад и пинком открыл ее. Моему взору предстал белый червяк размерам с пожарный шланг, обернувшийся кольцами, как боа-констриктор, вокруг изломанного человеческого тела.
Это был старик с багровым лицом и седыми волосами, выпученными глазами и вывалившимся языком. Я держал сломанный меч в руке, не помня, когда вытащил его. Им я прорезал это, как сыр, и отделенный конец начал хлестать все вокруг, расплескивая дурно пахнущую жидкость. Что-то загрохотало над моим ухом, как пушка, и ломоть червя разлетелся. Десятифутовый кусок шлепнулся на пол, автомат прогрохотал еще раз, и тот взлетел в воздух, хлеща все, пока я рубил другую петлю, завивающуюся вокруг конца, как зачарованная змея. Теперь существовали, уже четыре куска этой штуки, а еще больше выливалось из двери ванной. Я услышал щелчок осечки и ругань охранника. Я прорубил себе дорогу к нему, но было слишком поздно. Он был завернут, как мумия, а его голова находилась под таким углом, который означал, что тот закончил службы в своем нынешнем послужном списке.
Из перехода доносились вопли, звуки бегущих ног и выстрелы. Я прорезал себе путь сквозь комнату в ванную. Жадеитово-зеленый мрамор был полон червя, просачивающегося сквозь канализационные трубы. Я расчистил себе дорогу обратно сквозь шлепающиеся куски прямо в холл. То, что было там, было страшнее червя и казалось массой сырого мяса, громоздящегося вверх по лестничному проходу на полпути по коридору. Двое мужчин стреляли в него, но это, казалось, ничего не значило для него. Я подбежал к нему сверху, отхватил ломоть, и масса резинообразного вещества откатилась, брызнув розовой кровью. Холодная сталь ему не нравилась.
– Берите ножи и мечи, – завопил я. – Вы теряете время, стреляя из пулевого оружия!
Пузыристая масса вдоль холла была довольно далеко, чтобы наполовину закрыть дверь. Я ворвался внутрь и мельком увидел женщину, стоящую там, прежде чем эта штука хлынула ключом и блокировала отверстие. Я отсек с полдюжины хороших ломтей, чтобы ампутировать массу в двери, но и здесь опоздал. Все, что я смог увидеть от девушки – это пара ног в домашних туфельках, торчащих из-под твари, как у безалаберного механика из-под скользящего катка.
Сзади, в холле, я увидел Рузвельта в его жилете и с зубами, обнаженными в подобии ухмылки, отбивающегося от твари двуручным мечом. Увидев меня, он завопил:
– Кэрлон, ко мне!
Люди в формах с церемониальными короткими мечами старались как могли, но именно Рузвельт отбивал тварь назад. Оно сгрудилось в форму «кармана», и он углубился в него, в то время как остаток этой штуки взгромоздился по бокам, окружая его. Я ударил слева, отрубив ломоть размером с шотландского пони как раз тогда, когда другая сторона сложилась внутрь, почти поймав его. Рузвельт всадил в это меч, а я прокосил ход сквозь это и остановился спиной к нему. Мне показалось, что он пытается прорезать себе дорогу к двери, которая была закрыта на две трети и начинала прогибаться. Мы очистили ее, при этом обнаружив дюжину людей, работающих мечами на внешнем периметре, которые они стащили откуда-то со стен. Мы были по лодыжки в жидкой розовой крови, которая вытекала из каждого пореза, сделанного нами. Я почувствовал запах дыма, оглянулся и увидел пару пожарников в защитных костюмах, поднимающихся по лестнице с большой паяльной лампой.
Тварь отплывала от них, чернела и дрожала. В следующую минуту или две все кончилось. Я посмотрел на Рузвельта сквозь дым и вонь, мимо него вдоль по коридору, забрызганному до потолка и вонявшего, как бойня.