- И две порции круассанов с сыром!
Стресс следовало заесть, коль уж нельзя было его запить.
Рост наконец перестал хохмить и принялся уплетать принесённые круассаны. Тёма последовал его примеру. В голове у него теснилась уйма разнообразных соображений, одно из которых он немедленно озвучил:
- Тебе надо срочно сменить имидж!
Рост поперхнулся круассаном:
- То есть?
- То есть хватит щеголять в допотопных шмотках, - снисходительно разъяснил Тёма, скользя взглядом по его простецкой футболке и поношенным джинсам. - Ты уже не "in the army now" и не в своей Кинешме. Ты в столице нашей Родины и скоро станешь звездой. Кончай ходить, как... - он запнулся.
- Как гопник, - любезно подсказал Рост.
- Типа того, - неопределённо кивнул Тёма. На нём самом красовалось новое шмотьё от Келвина Кляйна, в сине-фиолетовой гамме, с цепочками, подвесками и разрезами. - Ты же сложен... - "как бог", подумал он, а вслух сдержанно проронил: - Неплохо сложен. Тебе пойдёт всё в обтяжку, облегающее, чтоб тело побольше выглядывало... и, конечно, брендовое.
- Пидорское, в общем, - бухнул Рост и тут же прикусил язык, вспыхнув, а потом внезапно побледнев. Тёма тоже почувствовал, как кровь отливает от лица. В ушах зазвенело, словно Рост его ударил, хотя то, что он ляпнул, было совершенно предсказуемым.
- Чёрт, прости, - быстро проговорил Рост, прежде чем Тёма успел что-то сказать, и крепко сжал его запястье. Ладонь у него была тёплой, как и запомнилось Тёме. - Сказанул точно как гопарь какой-то, а ведь мы им всегда морды били. Я дурак. Прости.
- Сам признался, - строптиво пробурчал Тёма, радуясь тому, что Рост продолжал держать его за руку. Тот был явным кинестетиком, как и сам Тёма, и не чурался прикосновений, какой бы смысл в них ни вкладывал. И на его глупой обмолвке и вспыхнувшем чувстве вины нужно было сыграть, причём прямо сейчас! - Короче, ты не выёживайся, денег я тебе одолжу, у нас их скоро будет знаешь сколько? Пошли, прошвырнёмся по "Галерее", что ли, подберём тебе что-нибудь человеческое.
- И вместо листьев денежки засеребрятся там, - пробормотал Рост, отпуская его руку и хмурясь. - Не люблю я одалживаться.
- От-дашь, - отчеканил Тёма, тоже нахмурившись. - Давай доедим и пойдём. Расплатись тут сам, если ты такой... щепетильный.
На языке у него вертелось ещё одно предложение - на сей раз касавшееся места обитания Роста, но он решил не перегибать палку. Приручать этого упрямца следовало постепенно, очень мягко и незаметно. С привлечением Машки, если понадобится.
Он не сомневался, что Машка желает Росту только самого лучшего. Он, Тёма, и являлся для Роста самым лучшим, только тот ещё этого не понимал!
В общем, решил Тёма, вставая из-за столика, будет день - будет и песня.
Песня.
Ему отчаянно хотелось петь песни Роста.
* * *
- Не коси меня косой, не втыкай в ладонь гвоздь,
Настоем цикуты ты меня не глуши,
Ты мой светлый разум, я те - чёрная кость,
Так сбегай в честь пропоя нашей чистой души.
Сколько я ни крал, а всё руки пусты,
Сколько я ни пил, а всё вина как с куста,
Хошь ты голосуй, хошь, иди в буддисты.
А проснёшься поутру - всё вокруг пустота.
Так не пили меня пилой, не тычь бревном в глаз,
Брёвен здесь хватит на порядочный дом,
А душа - святая, она клала на нас,
Так что пей, не ёрзай, мы с тобою вдвоём...
Когда звукарь Дэн дал отмашку, Рост опустил микрофон, чувствуя, что весь взмок, будто кирпичи таскал - новая майка, чтоб её, липла к спине.
Он вдруг сделал то, чего сам от себя не ожидал, но что ему хотелось сделать всё время, пока они пели - протянул руку и на миг стиснул пальцы Тёмы, в которых, как и у него был зажат микрофон. И выдохнул, глядя в его изумлённо заблестевшие глаза, где будто бы метались тени:
- Спасибо.
Пресвятые угодники, разъеби всё через коромысло, этот Принц, голубой ломака и неженка, понимал его песни так, что Рост теперь не представлял, как раньше и пел-то их без него!