Выбрать главу

  Он воззрился на хмурое лицо Роста - воззрился невинно и умоляюще. На отце этот взгляд был им отработан пятьсот миллионов раз и действовал безотказно - даже на такого твердокаменного зубра, каким являлся Галицкий-старший! А уж такому телёнку, как Рост, и вовсе не суждено было с Тёмой справиться.

  - Вот пристал, - буркнул "телёнок", начиная давать явную слабину. - Может, Машку тогда вызвоним?

  - В другой раз, - дипломатично, но решительно отказал Тёма. Машки только не хватало на его военной или хирургической - непонятно, какой - операции!

  "Подлой", - мрачно подсказал внутренний голос, но Тёма немедленно отвесил ему яростного пинка, чтобы тот заткнулся. Что за хуйня, в самом-то деле! Хватит заниматься самоедством! Всё, что он задумал, было только к лучшему для Роста!

  Тёма же любил его!

  Последняя, такая простая и естественная мысль сразила его наповал. Он уставился на Роста во все глаза, позабыв дышать. Ноги у него подкосились, как чужие.

  Это чувство, равного которому он не испытывал никогда - этот лютый мучительный голод, эта болезненная жажда, это смятение - на разрыв аорты... выходит, всё это и было любовью?!

  - Рост... - шёпотом позвал Тёма, глядя в его непонимающее лицо, в распахнутые голубе глаза под светлым чубом, который тот, по своему обыкновению, нещадно теребил. - Рост...

  - Эй, чувак, ну ты чего? - заботливо и уже с некоторой тревогой спросил тот, беря его за плечо. - Чего загоняешься-то так? Ну, пойду я, пойду в этот твой клубняк, не парься только!

  - Я не... парюсь, - выговорил Тёма более-менее внятно, прижав локтем прыгающее сердце.

  Он должен был сделать то, что спланировал! Он потом объяснится с Ростом. Он признается, что это всё затеял, пропади оно пропадом, только ради него, из любви к нему! Рост поймёт, в каком Тёма был отчаянии! Он простит! И... и ведь уже к утру они оба окажутся в раю, в том раю, который Тёма им обоим устроит!

  Он чувствовал себя Богом.

  И последним подонком впридачу.

  - Поедем тогда, - сглотнув, сипло произнёс он.

  И они поехали.

  Клуб назывался "Калебас", но в той тусовке, где Тёма раньше крутился, - теперь ему казалось, что это было сто лет назад, в эпоху до-Роста, - его резонно называли "Расколбас". Там и вправду был годный ди-джей, улётный музон, правильный танцпол и качественное пойло. Не гей-клуб в чистом виде, но "нетрадиционно ориентированных" среди посетителей хватало. Тёма только надеялся, что Рост не удерёт сразу, ибо сам он, потрясённый своим открытием истинных к нему чувств, навряд ли бы смог его удержать.

  Но Рост не удрал и, судя по всему, даже не подумал об этом ни разу. Физиономия у него, едва они вошли внутрь, стала и охреневшей, и насмешливой, и взбудораженной одновременно. Это было до того умилительно, что Тёму опять кольнули угрызения совести по поводу спланированного им предприятия. Но отступать он уже не мог и не хотел. Чего ради? Он же всё бесповоротно решил!

  Танцпол, болтовня, выпивка, снова танцпол, и снова болтовня с какими-то левыми полузнакомыми чуваками, которые, конечно же, пялились на Тёму и Роста с пониманием: интересно, взбесился бы Рост, сообразив, в чём подоплёка этих взглядов?.. Танцпол и музыка, бьющаяся в крови, шалые глаза Роста, блаженная его лыба - Боже, как удачно Тёма додумался начать с этого паршивого "Калебаса"! Вряд ли где-то ещё Рост завёлся бы вот так легко, с пол-оборота!

  Тёму и самого уносило, как на доске серфинга: он поймал волну, выпитое пойло горячило кровь, как и взгляд хмельных горящих глаз Роста.

  - Споём, может? - выдохнул тот прямо ему в ухо, заглушив пульсацию музыки, и указал на концертный пятачок перед танцполом, где зачастую выступали приглашённые владельцем клуба звездульки разной величины.

  - Нам же нельзя! - Тёма повис на его твёрдом плече, чувствуя, как эта дикая идея махом сбивает с ног и его. - Запрещено контрактом!

  - А мы не своё! - отрывисто выпалил Рост, всё так же шало и широко лыбясь. - Мы... да хоть Шнура, что ли, забацаем! Знаешь Шнура?

  ...И они забацали на пару и Шнура, и Хоя, и Фредди, и "Битлов". Это было такое сверкающее, безбашенное, свирепое удовольствие, что Тёме казалось, будто он бредит. Горячечный бред - биение музыки, рёв толпы, всполохи света, плечо Роста, упиравшееся в его плечо, их голоса, слившиеся воедино, сплетённые, переплетённые, словно тела...