Дальше на эту тему размышлять не получилось — на мою просьбу откликнулся сидевший на диване Валентин, а Мартин, оставив ненадолго грудь, скользнул ладонями вдоль моего тела, одобрительно шепнув:
— Умница, девочка.
И его пальцы начали медленно собирать тонкую ткань, а губы — выкладывать горячие узоры на шее, слегка прихватывая горевшую огнём кожу, а иногда и чувствительно прикусывая. Я откинула голову, прикрыв глаза, и продолжая наблюдать — блондинка под чутким руководством второго вампира довела дело до конца, и Доминик, уже тоже без рубашки, рывком вздёрнул её за связанные руки. До меня донёсся сдавленный стон, и пока его приятель с расслабленным видом устроился на широком диване, глядя на Доминика и блондинку с усмешкой сытого кота, любовник Карины небрежным жестом почти швырнул её на круглый стол, на живот.
В тот момент, когда кожаное платье женщины оказалось задрано до самой талии, обнажая её попку, горячий, жаждущий рот Валентина сомкнулся на моём пульсировавшем в такт сумасшедшему стуку сердца соске, втянул, и вампир чуть прикусил твёрдую горошину. По венам потекла расплавленная лава, я тягуче застонала и выгнулась навстречу, тело напряглось, как струна, а руки беспомощно дёрнули за наручники. Я плавилась в жгучих ощущениях, тонула в них, забывая себя, забывая все свои наивные детские мечты, захлёбываясь в терпком вине удовольствия, которое дарили мне руки и губы вампиров. И не отводила взгляда от окна…
Снова ухватив блондинку за волосы, Доминик дёрнул её назад, заставив сильно прогнуться и приподнять попку, и коленом раздвинул ей ноги. Я поперхнулась вдохом, увидев розовую, блестевшую от влаги плоть, меня как молния пронзила, а когда пальцы Доминика жёстко, резко вошли в женщину, низ живота скрутило так, что я тихо зашипела сквозь стиснутые зубы. Вскрик блондинки отозвался жаркой пульсацией между моих ног, где всё пылало в первобытном огне чистой страсти. Прости, Господи, но грубые ласки, которые вампир дарил своей любовнице, заводили так, что я готова была уже умолять, чтобы мои хозяева прекратили сладкую пытку и… взяли меня. Пусть без особой нежности, но, кажется сейчас она мне и не нужна, разбуженное тело давно готово ко всему, что с ним собирались делать.
— Что дальше, Лёлечка? — низкий голос Мартина раздался где-то на границе сознания, и там же красным всполохом мелькнуло ощущение, что его бёдра прижимаются к моей обнажённой попке с каждым мгновением всё крепче.
Даже, скажем так, не совсем бёдра. Твёрдое и такое же горячее, как я сама, и мысли об этой части тела носфайи уже не вызывали никакого смущения, лишь голодное, слепое желание почувствовать его наконец внутри, так глубоко, как возможно. До сладкой боли, до застрявшего в горле крика, до острого спазма внизу живота, от которого перед глазами вспыхивают сверхновые. Я отметила, что ладони старшего вампира уже на моих бёдрах, а Валентин сидит на диване и смотрит на меня снизу вверх, выжидающе улыбаясь, а мои соски, раздразненные, набухшие, похожи на две спелых вишни. Сглотнув, бросила взгляд в окно — там Доминик продолжал ласкать блондинку, а та извивалась, громко стонала и вскрикивала, приглашающе раздвигала ноги ещё шире, и от непристойного зрелища последние остатки засевших где-то в самой глубине души сомнений сгорели дотла.
Кусая губы и хватая воздух широко раскрытым ртом, я, не дожидаясь команды, поставила ногу на диван рядом с Валентином и отвела колено в сторону, молчаливо приглашая продолжить чувственные игры. Тело дрожало от переизбытка эмоций, но требовало ещё, я себя не контролировала настолько, что без всяких дополнительных вопросов хрипло прошептала, наблюдая, как Доминик рывком расстегнул ремень на своих штанах, не прекращая всаживать пальцы в блондинку:
— Внизу, пожалуйста-а-а… — последнее превратилось в тихий, томный стон, я облизнула пересохшие губы, чувствуя, как мышцы болезненно сжались, когда вампир по ту сторону окна резко вошёл в блондинку до самого конца. — П-прикоснитесь…
Меня не осталось совсем. Остались только обнажённые эмоции, острые, на грани, ощущения, тёмные желания, которые хотелось осуществить все и немедленно. Валентин неторопливо откинул подол моего платья, провёл по бедру ладонью, оставляя шлейф из огненных мурашек на воспламенённой, слишком чувствительной коже. У меня вырвался всхлип, я качнулась вперёд, самым бесстыдным образом отодвинув ногу ещё шире.