И мир принес радость, но одновременно принес расслабленность духа. Народ, отлученный от сурового, но дисциплинирующего ремесла воина, размяк духом и впал в ересь. Только воинственная цивилизация бороды давала мощный импульс развитию наук и искусств. Только борьба за бороду заставляла человеческий ум мыслить.
И наступила эпоха разврата. Олигархи бездумно, безыдейно владели бородой, а тот, кто был обделен, потянулся в мистику, стали возникать секты «бородопоклонников», всерьез призывавших лучших из дочерей сожительствовать с бородой, дескать, так народится новое поколение избранных. Возникли вздорные философские учения - вот тоже тема для исследования - учения нагло утверждающие, что «электрон все-таки исчерпаем, а борода - нет». Искусство опустилось до переписывания «бородатых» анекдотов, экономика, без живительной подпитки конкуренции, скатилась до уровня производства «бородатых» суррогатов. Наконец, цивилизация человеческая стала походить на Римские Луперкалии в лупанарисе времен Мессалины - люди презрели старость, требуя одной афродизированной юности, презрели простую добропорядочность и честность, требуя успех и удачу, а вместо ума требовали ловкость языка, приводя в пример ведущих ток-шоу.
И тут Иван Петрович очнулся от своих грез. Он с удивлением обнаружил, что его борода стала чересчур велика, хотя бы даже для общественного транспорта, но по случаю, у него с собою был складной ножичек с выдвигающимися ножницами, и Иван Петрович одним духом отхватил всю бороду прочь. Да и пошел себе, может быть даже и по делам.
А борода умерла.
Смерть бороды повлекла за собою крушение всей мировой экономики. Политическая карта мира тоже изменилась - границы стали не нужны и неинтересны - за ними, как и всюду, живой бороды не было, а были лишь мертвые волосы. Наступил голод, пошли эпидемии, и человечество, ни сделав ни единого выстрела само в себя, оказалось на грани уничтожения. Редко где блистал теперь в ночи, лежащей, как пантера, между покинутых городов, тихий огонек костра бродяги-охотника. Но если полететь на ангельских крыльях над спящей землей, через одну - две тысячи верст-километров такой огонек все ж попадался.
И там, у костра мужчина готовил острые стрелы, а женщина помешивала деревянной ложечкой варево в котелке, и, между делом, учила маленького, но шустрого сына делиться с малюткой-сестренкой собранными яблоками.
- Жадным быть не хорошо, так Отец учит. И злым тоже, и завистливым. Только трусы злы. Отец так учит.
Мальчик покосился в сторону Отца. Потом спросил тихонько:
- А его кто учит?
Женщина ответа не знала, да ей было и некогда, да и незачем обдумывать авторитет мужа. И она сказала, помешивая ложечкой, первые три буквы, которые ей пришли в голову:
- Бог.
И человеческая цивилизация началась сызнова.
... ... ...
В конце концов когда-то надо
поднять флаги.
Надо
сорвать маски.
Надо обнажить мечи и крикнуть: « Тот, кто верит,
вперед!»
Боже! Как грустно умирать молодым!
Но без гибели невозможно начинание - это правило Жизни.
Что же тормозит? Страх наказанья, пыток? - вздор,
Прошедший через жизнь - тот боли не боится.
Но что тогда?
Кровь.
Кровь, льющаяся щедро с рук палача,
Та кровь, которой просят и жаждут.
А ответишь Ты. Перед потомством - ответ лукавый.
Какой же горький суд,
Что за насмешка!
... ... ...
Веня Гарнин водку правильную уже купил, и теперь стоял в очереди за молочными сосисками - так, с водкой стоять, реально, спокойнее было. Полинка пока что делала пюре картофельное, а он сосиски принесет, с водкой, - и будет хорошо. Везло ему в последние дни удивительно. Вот с Полинкой познакомились случайно, в парке, когда «хот-доги» брали. Она тогда продавщицу кошелкой старой назвала, а сосиски ее сырыми какашками, а он сказал тогда: «как есть!» Ну, и запали друг на друга. А Полинка сразу предложила пюре сделать картофельное, людское, с сосисками, только у нее нельзя было - бабка пьяная шастает. Стремно. И пошли к нему. А куда? Опять повезло! Пару дней назад звонит ему мужик незнакомый, Вертушков, и говорит, что его, Веньку, рекомендовал, как мастера, Сергей (какой Сергей - хрен его знает), и что хорошо бы Венька отремонтировал, не спеша, одну хату. Ключи, мол, передадут. Венька пошел по адресу, и там мужик бомжеватый, типа алкаш, дает ключи и говорит, чтоб соседям врал, что он Венька - племянник дяди Коли, студент. Потом Венька услыхал, как, уходя, мужик этот бабкам во дворе сказал: «Вертушкову сдал, племяннику, сам у Мишани поживу, Мишаня уж до лавки с трудом ползает, а хочется ведь».