Так все мужское, вся мужская цивилизация, со всеми ее войнами, плутовством, выборами, сменами правительств и идеологий, финансовыми кризисами, науками, эстетикой и этикой уйдет туда, где ей самое место - в вагину.
А женщины? Станут ли они андрогенны и менее женственны?
Напротив!
Женщины, носящие внутри себя тысячи кавалеров-любовников, расцветут невероятно. У них исчезнет множество глупых, изобретенных мужчинами забот, так им мешающих, так их старящих. Мир станет прекрасным. Вместо Панически-плотоядного мира мужчин, он станет райским миром Венеры-Фрутис, и я жду этого. Каждый раз. Со страхом и мудрым признанием проигрыша.
... ... ...
Игорь Борисович, когда я поделился с ним своими предчувствиями, потрогал меня за лоб, потом потрогал себя, а потом сказал, что вариант будущего с бородой его устраивает больше.
Я усмехнулся - многие из нас трусоваты. Вообще, мельчаем.
... ... ...
С некоторых пор Николая стала очень раздражать «Крэзи». Она, иногда, вела себя вызывающе нагло, нисколько не по правилам, которые он, Николай, придумал для образа маркизы-аристократки.
Она не была нежно-покорной, она уходила в образ распутной дряни и приходила вдруг, когда вздумается, она «не подчинялась». Она мнила себя личностью.
Временами «Крези» как будто становилась ненормальной, и она провоцировала его дерзкой улыбкой, кошмарной, потому что непереводимой на язык слов.
Они давно не общались за пределами игры - они боялись, боялись разгорающейся страсти, страсти телесной близости. А она уже и была у них.
В один из таких моментов, когда «Крэзи» что-то кричала ему пьяное и обидное, он ударил ее. Ударил наотмашь по лицу, как бьют холопов. И ему понравилось. Потом он испугался, испугался нарушенного образа (своего), но то «понравилось» в тине мыслей и ощущений осталось.
И оправдание придумалось: «граф» ударил холопку - что такого?
Пусть «маркизу», но вела-то она себя, как холопка! А он строг с этикетом!
Когда мужчина впервые на Земле ударил женщину, он мигом понял безответность этого существа, и почувствовал свою беспредельную власть над ним.
Эта власть мгновенно опьянила его, еще мгновенней, чем ядовитый, дурманящий сок плода познания правды и лжи. Эта пьяная власть над женщиной, или толпой, или всем, чему присуща женская душа, хоть Землей, дает наслаждение. Больное и неизлечимое.
«Я сделаю из тебя женщину. Я выбью из тебя всю волю» - так думал он.
«Я поведу вас к счастью. Вы будете настоящими людьми, а сор вытряхнем» - так говорят «вожди».
«Крэзи» вела себя очень нежно дня два, а потом опять стала другой - дикой и (Николай боялся думать об этом, но думал) развратной.
«Ты что же, хочешь, чтобы тебя опять ударили?»
«Ну, ударь, ударь, дерьмо!»
И он не смог не отдаться этой новой страсти, бывшей сильнее всех предыдущих.
... ... ...
- Полинка, хорош дуться, - говорил Веня, шоркая по стене шпателем - он трудился сегодня. Полина с подбитой губой сердито молчала и мыла тарелки из-под пюре, потом спросила:
- Что нашло-то на тебя вчера, как зверь был.
- Веришь, вроде, как и не я это был! Водка, должно быть, паленая - не бери больше такую.
А тебе идет с косичками, на негритянку похожа.
- Сам ты негр.
- С тобой станешь негром - до угля там все истер. Почернело.
- Вот дурак.
- Не дуйся. Пойдем, поваляемся.
... ... ...
Главная драма сегодняшнего времени вот в чем. Когда страны «НАТО» производили (производство такое есть) бомбардировку Сербии, в новостях мелькнул один сюжетец характерный. Американский летчик, совсем юноша еще, описывая свои ощущения от полета и бомбометания, произнес фразу: «Это было круче, чем компьютерная игра».
«Игра». Подумайте-ка над этим.
... ... ...
Из прокисшего и воняющего до головокружения, до рези в глазах помещения уже убрали никому больше не нужные, и только раздражающие своим присутствием в буднях живого народа, тела; уже крепконогие женщины, подвязав черными платками волосы, сердито, с возгласами гражданского гнева даже, комментируя произошедшее наглое безобразие, мыли затоптанный, «будто рота из болота прошла», щербатый пол; уже уехала по другим делам полиция; а изящная, аристократично-грациозная женская фигурка все склонялась, ожидая чего-то, к мерцающему экрану. Головка, обрамленная чудными прядями, достойными кисти Караваджо, была задумчиво подперта маленьким, будто фарфоровым, кулачком, а профиль на фоне синего портала в мир грез, казался вырезанным из бумаги старым китайским мастером.