Даша стояла в дверях - ее всю трясло мелкой, пугающей дрожью, слезы крупные, как град в июле, наворачивались в глазах, размывали тушь на ресницах и выскальзывали на щечки двумя грязными, какими-то детскими ручейками - она никак не могла понять: за что? - она не могла примириться с жестокостью происходящего.
- Зачем - ты - сделала - это? - произнесла она, проталкивая угловатые слова через душащий комок в горле.
Вера Павловна плавно обернулась. Тихо, как пантера, поднялась. Она была диво, как хороша.
- Милая девочка, никому не нужна сумасшедшая геймер-кукловод - вот зачем. Никому не нужна самоучка-учительница в вопросах любви - вот зачем. Тебе нужно вернуться к жизни. К обычной жизни. С любовью, ссорами, и даже с ненавистью, но живой, а не придуманной. Ты можешь и - пора давно! - завести бойфренда, вы можете путешествовать, ты можешь делать с ним все, что вам вздумается, но ты никогда - слышишь? - никогда не должна лезть в жизнь простых людей с улицы. Даже смотреть в их сторону не смей! Ты и они - из разных Миров!
Даша слышала слова, но не понимала: о чем они? Слова эти были как будто правда, но были ложью - это она чувствовала. Ложь присутствовала, прячась за рациональное.
- Ты сломала мою любимую куклу, - через рвущиеся наружу рыдания крикнула она, - мою любимую куклу из любимой игры! Это и была наша с ней Жизнь!
Она кричала что-то еще, а рука ее, держащая темный металлический предмет, так негармонирующий ни с этой комнаткой, ни с двумя красивыми молодыми женщинами в ней, уже не повинуясь разуму, делала конвульсивные движения, выключая эту пошлую «живую» жизнь. Сначала погас один пиксель, за ним другой, потом появился черный квадрат, второй, которые стали заполнять весь «монитор», и, наконец, наступила Тьма.
... ... ...
Осенью тоже бывают дни «с настроением» - тут дело разницы во вкусах, но бывают, не спорю. Одним таким ласковым днем, идя мимо ароматных киосков, торгующих всякой всячиной, я решил попить кофе. «Хорошо бы избавиться от «мелочи», карман освободить - а сколько ее - хватит?» И я присел на скамеечку и стал считать «железо».
Напротив меня, на соседней деревянной скамеечке, маленькая нарядная девочка вертела в руках большую, и, видимо, очень дорогую куклу.
- Даша, сиди прямо, чего ты все время падаешь! - разговаривала она с куклой. Кукла хлопала глазищами и валилась на бок.
- Ее Даша зовут, хорошее имя, - я покивал девочке - я уже сосчитал «мелочь», и собирался идти к «армянскому» киоску, где кофе неплох. Девочка с куклой подошла ко мне.
- Даша. А твое имя как?
Как?
Я смотрел в стеклянные, отражающие синюю осень, глаза куклы, и вдруг я понял, кто я.
Я - зеркало, да, я - обломок того зеркала старого Андерсеновского тролля, которое, не долетев до небес, рассыпалось по миру мириадами осколков. Кому-то осколок впился в сердце, а у меня - заменил лицо. Доброе я отражаю грустным, а злое смешным. Когда Вы смотрите на мое лицо - на мою страницу - ваша улыбка становится похожей на гримасу боли. Но это ведь не потому, что зеркало криво?
Конец.