Гарри рассмеялся:
— Ты отпустишь меня с миром? — И презрительно покосился на троих парней, которые пришли с Фрэнки. — Убирайтесь отсюда все, и считайте, вам повезло.
Гарри принялся энергично растирать спину полотенцем: ему нужно было согреться. Фрэнки спокойно стоял рядом, одетый в легкое пальто, на полголовы ниже своего оппонента. Потом тихо сказал:
— Хочешь совет?
— Ты мне что — папаша, чтобы советы давать?
Гарри понял, что наступил решающий момент. Присутствующие не спускали с них глаз. Кто там на чьей стороне, неважно: впоследствии все станет ясно.
— Повторяю еще раз, ди Стефано: ты на моей территории.
Фрэнки спокойно смотрел на него.
Гарри не унимался:
— Я отправляю тебя в отставку. Теперь я здесь главный.
Фрэнки поморщился.
Гарри продолжал:
— Твоя территория — если она когда-то была твоей — переходит ко мне, запомни это хорошенько, как запоминает арестант, где он заныкал косячок. Может, когда-то ты и был главным — как старый вожак в стаде оленей. Ты хоть раз видел стадо оленей? Там есть эти… лани, кажется — короче, самки. Так вот, Фрэнки. Я и есть тот самый молодой самец, и стадо переходит ко мне. Знаешь, что делают в таком случае олени? Выставляют рога и дерутся. Хочешь так? Хочешь, чтобы мы с тобой скрестили рога? Скинуть это свое чертово пальто и пойти на меня — только скажи. Я жду. Ну, что?
— Много болтаешь. Ты всегда был треплом.
— Я жду.
Фрэнки спросил:
— А это не твою подружку тогда затрахали до смерти кубинские малолетки? — Он достал из кармана пальто маленький пистолет. — Ну да, Анжела — так ее звали? И ты ничего не смог поделать?
Фрэнки выстрелил дважды, хотя второй выстрел был уже не нужен. Гарри рухнул на пол. Падая, он задел столик, который с шумом опрокинулся рядом с ним. На его обнаженной груди образовались два маленьких отверстия, из которых засочилась кровь.
Фрэнки обернулся к теперь уже бывшим дружкам Гарри:
— У кого-нибудь есть возражения?
Никто не проронил ни слова.
— Кто-нибудь из вас видел, что тут случилось?
Все дружно опустили глаза.
Фрэнки спросил в третий раз:
— Кто из вас был здесь сегодня днем?
И снова никакой реакции. Тишину нарушал лишь шум дорожного движения — он не прекращался ни на минуту, нисколько не потревоженный выстрелами.
За ближайшим столиком, дрожа, сидели двое. Фрэнки подошел к ним:
— Скажите — ведь мы знакомы, верно?
Те не ответили.
— Значит, приятно познакомиться. И вот что вы сейчас сделаете: как только я уйду, заберете вот эту кучу дерьма, затолкаете ее в машину и увезете подальше отсюда. Скажем, в Вулберри — там сроду ничего не случается. Всем все понятно?
Они покорно кивнули.
— Остальные расходятся по домам — вы ведь здесь не были, правда?
В ответ ни звука.
— Да, пока я здесь, — он взял в руки бокал, — давайте выпьем!
Все были слишком растеряны, чтобы пошевелиться.
— Выпьем же!
Присутствующие неловко потянулись за стаканами.
— Предлагаю тост. За Анжелу!
Он осушил бокал до дна, тогда как приятели Гарри отхлебнули из своих с таким видом, словно в них был уксус.
4
Хитроу выплевывает пассажиров без церемоний. Среди толпы Стречи катила свой багаж по череде невзрачных коридоров в поисках ближайшего газетного киоска. Она приехала домой — правда, после нескольких лет жизни, что называется «на чемоданах», она уже и не знает, где ее дом. Здесь у нее мало кто остался. Микки Старр — и тот остался в прошлом. В зале ожидающих вылета она обнаружила лоток с газетами и купила атлас автомобильных дорог. Клайв предупреждал ее, что Эскома может не оказаться в оглавлении, но она приблизительно знала, где он находится.
От Хитроу до плато Дартмур четыре часа езды, но, так как путь Стречи лежал в западную, болотистую его оконечность, она мысленно накинула еще час. Взяв напрокат скромный автомобильчик, на автостраде она смогла позволить себе разогнаться чуть быстрее дозволенных в Штатах пятидесяти пяти миль. Большинство же машин неслось со скоростью гораздо большей, чем разрешенные здесь семьдесят; приятно все-таки, снова оказаться законопослушным гражданином — причем одним из немногих. Забавно, подумалось Стречи: в крошечной Великобритании машины несутся, а в Америке редко разгоняются свыше шестидесяти миль в час; тем не менее там те же самые двести миль ты проезжаешь в два раза быстрее.