— Понимаю, — сказала Стречи — она-то слишком хорошо понимала, что это значило.
Джули фыркнула:
— Неудивительно, что все остальные запутались.
И злорадно рассмеялась, а за ней — и весь клан Ниббеттов.
Стречи улыбнулась Уолтеру.
— Ну, тогда за вас! — сказала она. — Я имела в виду — за нового лорда Эском!
Пребывание Эдгара Деларма лордом Эском было недолгим, зато содержательным. Последние деньки у врат рая, так сказать. Он слонялся по Кармели, заказал себе новое облачение, отправил напечатанные приглашения самым уважаемым прихожанам своей церкви, и некоторое время даже носился с идеей лететь в Великобританию первым классом. В те чудесные дни он вырос в собственных глазах — на целых несколько дюймов. И вот в одночасье все его надежды рухнули. Теперь он не только не сможет открыть в Девоншире евангелистскую миссию, искоренив новомодную ересь Тины и ее саму, — более того, теперь ему придется вернуться в Америку и признаться коллегам-проповедникам, что его — его! — надули. Все — суета сует и томление духа, злобно думал бородач. Он вышел из машины и, точно смерч, понесся в бристольский аэропорт — полы пальто хлопают, чемодан в руке качается — ни дать ни взять второй Мэтью Хопкинс.[18] И вот к вышеописанным страданиям прибавились неизбежные неприятности маленьких аэропортов: неподвижная очередь на регистрацию, бесконечные вопросы:
— Вы сами паковали свой багаж?
— Есть ли в вашем багаже что-либо из этого списка?
— Почему на паспортной фотографии вы без бороды?
— Почему пищит рентген-контроль?
— Не затруднит ли вас показать содержимое ваших карманов?
— Не могли бы вы убрать распятие, потому что это на него реагирует рентген-контроль?
Он презрел соблазны дьюти-фри и принялся рыскать по комнате отдыха в поисках места, где ему не придется сидеть плечом к плечу с толпой язычников. Он должен побыть один, решил Деларм.
Но тут…
Под плакатиком, благодарившим пассажиров за отказ от курения, он углядел прильнувшую друг к другу парочку. Волосы у обоих были светлыми: у него — прямые, крашенные прядками и лихо зачесанные на бровь, как у старшеклассника, а у нее — словно хлопья медовой сахарной ваты.
Точно карающий ангел, предстал перед ними Деларм.
— Вы бежали от гнева людского…
Клайв пришел в замешательство. Он быстро взглянул на него, точно вспугнутый кролик. Глория же почти не видела Деларма в отеле и безразлично обозрела его, словно уборщика аэропорта.
Клайв спросил:
— Вы тоже на самолет?
Он всматривался через плечо Деларма, пытаясь разглядеть, есть ли кто с ним.
— Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним.[19]
— Верно, но верно и то — как это говорится? — пусть тот, кто без греха, первый бросит камень?
— Вы перефразируете — «кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень».
— Эй! — воскликнула Глория. — А я-то вам что сделала?
— Кто может найти добродетельную жену…
— Послушайте, — отрезала она. — Если вы — типа свидетеля Иеговы, валите отсюда на хрен.
Деларм побагровел:
— Я представляю церковь истинную…
— Да ну? Нам не нужно карманных Библий, спасибо.
Клайв примиряюще вскинул руку:
— Так мы летим одним рейсом, Деларм?
— Боюсь, что… нет, я надеюсь на это. Поверьте, лорд Клайв — если вы действительно лорд, — уж теперь-то я от вас не отстану.
— Вот и хорошо.
— Хорошо?
— Именно, — ответил невозмутимый Клайв. — Потому что, если вы запамятовали, вы должны мне — э-э — сто пять тысяч долларов, так?
— Что?!
— Так он не заплатил? — взвизгнула Глория.
Клайв обернулся к ней (при этих словах Деларм густо покраснел):
— Он переоценил свои возможности. Видишь ли, во время аукциона он назвал сумму, которая впоследствии оказалась для него неподъемной — и я, по доброте душевной, позволил ему повременить с оплатой.
— Я заплатил! — взвыл Деларм.
— Первоначальный взнос, — промурлыкал Клайв. — И кажется, что-то говорили по поводу возвращения в Америку с тем, чтобы просить свою церковь собрать остаток денег?
Глаза Деларма так и вылезли из орбит.
— Я требую возврата моих денег!
— Вряд ли. Условия сделки предполагает полную выплату.
— Мы ничего вам не должны! Вы нас обманули!
Сидевшие поблизости пассажиры разом прекратили разговоры и навострили уши.