— Стоп! Стоп!!! — заорал Володя, замахал руками и вклинился между ними.
Сергей уже стоял на ногах. Володя взял его перчатки и стал старательно отирать их о свою рубашку.
— Все в порядке? — тихо спросил он.
Сергей кивнул, и Володя скомандовал:
— Бокс!
Но не успели боксеры сойтись, как громко и надтреснуто ударил гонг.
— Брейк! Разошлись! — закричал Володя.
Шобла зашумела, но Охота цыкнул, и все мгновенно угомонились.
Третий раунд был каким-то тяжелым, бессвязным, отрывочным. Было все труднее отбивать удары Медузы, нырять, уходить. Сергей продолжал скользить по рингу, но уже с некоторым напряжением. Он понимал, что еще чуть-чуть перемочь — и придет второе дыхание. И тогда он сможет продолжать поединок в долгом изнурительном режиме. Сейчас он больше напоминал осторожного фехтовальщика, сконцентрировавшего всю свою волю на самом кончике узкого длинного клинка. Он работал левыми джебами, но Медуза осознал свою неуязвимость и продолжал открыто атаковать. Чего он не мог понять — это секрет неуязвимости противника. Казалось бы, чего проще: загнать его в угол — и замочить. Но тот все время прыгал, как заяц, и его просто невозможно было достать. Шустрый, падла\
Володя смотрел на циферблат. Стрелка быстро бежала по большому белому полю, бесстрастно съедая последние секунды.
Сергей понял, что сейчас брякнет гонг, но атаку проводить не стал, и бой вдруг поредел, истончился, как летний дождь, и сошел на нет.
Медуза, набычившись, пошел в свой угол.
— Стой! — заорал Володя. — На середину! Руки!
Медуза нехотя вернулся, противники вскользь коснулись перчатками. Володя цепко взял их за запястья и объявил:
— По очкам победил… Сергей Максимов! Советский Союз! — И поднял победительную руку.
— Потом продолжим, — тихим бесцветным голосом сказал Медуза и полез под канаты.
Но после тренировки Сергея никто не ждал. Площадь Кирова была пуста, только потрескивали синюшные фонари, рассеивая неживой свет.
Как-то Володя Авдеев бухал вместе с Охотой, и они вспомнили этот бой.
— Слышь, Авдей! А что тот мальчик?
— Талантливый мальчик, — отвечал Володя. — Боец!
— Не гони! — Охота морщился. — Он на улице ничего не стоит.
— Чемпионом будет! — убежденно говорил Володя. — Мы его сейчас на область повезем.
— Его на улице — мой любой завалит! — улыбался Охота.
— Ну, это не так легко сделать, — в ответ улыбался Володя.
— На ящик спорим? Белого? Пусть с Медузой схлестнется. На нашей территории.
— Не в кипеш, — отвечал Володя. — Реванша не будет.
Реванша не было. Медуза пошел на зону за грабеж. Потом еще кого-то из банды замели. Охота женился и все реже стал выходить в город. Хотя в своем районе шишку держал прочно.
Сергея нашли рабочие с экскаваторовагоноремонтного завода, когда шли на утреннюю смену. Уже задубевший, он лежал ничком, уткнувшись лицом в песок в кленовой аллее на центральной улице, одна рука была неловко подмята под живот. Потом нашли кирзовую полевую сумку с учебниками. Он задержался у друзей после школы, и когда возвращался домой — уже ночью, — на площади его сбил раздолбанный «ЗиЛ-157», который угнал в дупель пьяный электрик с Пригородной шахты. Сергею перебило позвоночник бампером, на котором была установлена лебедка с грязным разлохмаченным тросом. Удар был такой силы, что сломанное тело выбросило в сквер.
Было Сергею неполных шестнадцать лет.
2004
ПАРИКМАХЕР ЯША
Миша Кириленко — страшно таинственный — сообщил одноклассникам на переменке полушепотом, что Гитлер жив. Знаете парикмахера Яшу из ДК Кирова? Так он Гитлер и есть. А застрелился его двойник. Сам Гитлер бежал из осажденного Берлина и подался в Советский Союз с фальшивыми документами. Кто ж его в Советском Союзе будет искать? И одноклассники подивились ловкости главного фашиста и тут же создали антифашистское сопротивление и решили Гитлера разоблачить.
После уроков пятеро отважных отправились к парикмахерской, которая выходила большими окнами в парк, и организовали засаду. Сидели в голых кустах долго. Замерзли отчаянно. За стеклом маячил в белом халате парикмахер Яша, и когда он разворачивался лицом к невидимым зрителям, явственно виднелись его черные узкие усики. Гад, дрожа от холода, шептал Мишка, даже усы не сбрил, думает — мы дураки.