В это мгновение Джейн каким-то образом очутилась совсем рядом с другими детьми, обступившими, должно быть, вращающийся фокус тьмы. Она почти ощущала их присутствие, почти касалась их рукой.
Потом темнота содрогнулась, и крошечные огоньки слились в единое свечение, и в сознании Джейн закружились немыслимые воспоминания. Она была совсем рядом с ним. Он был не опасен, будучи накормленным досыта. Он не контролировал свои мысли, они лились, бесформенные, как у животного, наполняя темноту. Мысли о красной еде. об иных временах и местах, где такую же красную еду протягивали ему другие руки.
Невероятно. Воспоминания не касались Земли, они не относились к нашему времени и пространству. Он много путешествовал, этот Руггедо, и под многими личинами. Он вспоминал теперь, в потоке бесформенного расщепления, как разрывал покрытые мехом бока, вспоминал поток горячей красной жидкости, струившейся сквозь эти шкурки.
Ничего подобного Джейн не могла раньше даже вообразить.
Он вспоминал огромный двор, мощеный чем-то ослепительно сверкавшим на солнце, и что-то яркое в цепях, в центре двора, и кольцо наблюдающих глаз, когда он вышел и направился к жертве.
Когда он вырывал свою долю из гладких боков, цепь клацала в такт его жевавшему рту…
Джейн попыталась закрыть глаза и не смотреть. Но видела она не глазами. Она испытывала чувство стыда и легкого отвращения, ибо тоже присутствовала на этом пиршестве, вместе с Руггедо, ощущая сладкий вкус красного вещества, и луч экстаза пронзил ее тело так же, как и его.
– Вот и ребятишки идут, – донесся откуда-то издалека голос тети Гертруды.
Вначале до Джейн не дошел смысл ее слов, но потом она поняла, и вдруг вновь ощутила мягкость колен бабушки Китон, снова очутилась в знакомой комнате.
– Не стадо ли слонов мчится по лестнице? – сказала тетя Гертруда.
Они вернулись. Теперь и Джейн услышала их.
Собственно, они создавали гораздо меньше шума, чем обычно. На полпути они замедлили бег, и до слуха Джейн донесся гул голосов.
Дети вошли. Беатрис была немного бледной, Эмили – розовой, с припухшими глазами, Чарльз что-то взволнованно бормотал, но у Бобби, самого младшего, вид был угрюмый и скучный. При виде тети Гертруды их оживление усилилось, хотя Беатрис обменялась с Джейн быстрыми значительными взглядами.
Шум, возгласы, приветствия. Вернулись дяди. Все принялись обсуждать предстоящую поездку в Санта-Барбару, но напряженное это веселье быстро угасло. На смену ему пришло тяжелое молчание.
Хотя ни один из взрослых не подавал виду, их всех томило какое-то нехорошее предчувствие.
Но только дети – и даже тетя Гертруда не понимала их – сознавали полную пустоту «неправильного» дяди – ленивого, вялого, полуразумного существа. Внешне он имел вполне человеческий облик, как будто никогда и не проецировал волны животного голода под этой крышей, никогда не позволял своим мыслям крутиться в сознании детей, никогда не вспоминал о кровавых празднествах, происходивших в другие времена и в других местах.
Утолив свой голод, он стал излучать дремотные волны, и все взрослые зевали, недоумевая, что это на них нашло. Но он по-прежнему оставался пустым, ненастоящим. Чувство нереальности происходящего не покидало даже те маленькие, пытливые сознания, которые видели его таким, какой он есть.
3. НАСЫТИВШИЙСЯ ЕДОК
Позже, когда пришла пора ложиться спать, лишь Чарльз хотел говорить о дяде. У Джейн было такое чувство, будто Беатрис как-то повзрослела с начала дня. Бобби читал «Книгу Джунглей» или притворялся, что читает, с огромным удовольствием рассматривая картинки с изображением тигра Шер Хана. Эмили отвернулась к стене и делала вид, что спит.
– Меня позвала тетя Бесси, – сказала Джейн, чувствуя молчаливый упрек. – Она хотела примерить на мне тот новый воротничок. Я ускользнула бы от нее, как только смогла.
– А-а.
Извинения были приняты, но Беатрис по-прежнему играла в молчанку. Джейн подошла к кровати Эмили и обняла малышку.
– Ты сердишься на меня, Эмили?
– Нет.
– Сердишься, я знаю. Я ничего не могла поделать, дорогая.
– Все в порядке, – сказала Эмили. – Неважно.
– Все сверкает и сияет, – сонным голосом сказал Чарльз, – как рождественская елка.
Беатрис круто повернулась к нему.
– Заткнись, Чарльз! – крикнула она.
Тетя Бесси просунула голову в комнату.
– В чем дело, дети? – спросила она.
– Ничего, тетя, – ответила Беатрис. – Просто мы играем.
Сытый, на время удовлетворенный, лежал он в своем странном гнезде. Дом затих. Обитатели его заснули. Даже «неправильный» дядя спал, ибо Руггедо был искусным подражателем.