Анна Константиновна тоже была не очень прытка в чтении и письме. С детства её этому не обучили. И только уже в тридцать лет она сама, овдовев, чуть-чуть обучилась, и если довольно свободно читала печатное, то писаное разбирала с великим трудом. Однако тотчас же встревоженные женщины, догадавшись, откуда может быть это письмо, принялись за чтение.
С величайшим трудом Анна Константиновна кончила тем, что прочла всё письмо, за исключением двух-трёх слов. И женщина, и молодая девушка сразу повеселели, приободрились и смотрели радостнее. Письмо было от молодого Львова, было подписано «Пётр», без фамилии.
Львов в общих чертах рассказывал о своём побеге около Новгорода, говорил, что он находится в безопасности и намерен во что бы то ни стало, хотя бы пришлось пожертвовать жизнью, спасти отца от суда и какой-либо беды. При этом он говорил, что надеется на успех вследствие того, что надумал удивительно хитрую затею, так как с немцем силой не возьмёшь и только хитростью можно что-либо сделать.
Он кончал письмо, говоря, чтобы помолились Богу, чтобы Господь помог ему в его трудном деле — спасти и отца, да и самого себя, чтобы снова вернуться невредимыми в родное гнездо. При этом Львов прибавлял, что каждые две недели сестра и тётка будут получать от него известия. Если же пройдёт долгое время без известий, то это не будет значить, что дела идут худо, а будет значить, что трудно приискать посланца, так как подобные письма — дело опасное.
Разумеется, и крепостные люди тотчас увидели, что и барышня, и барыня повеселели. Самым преданным и верным была сказана правда. Остальным объявили, что просто получены хорошие вести и что если Бог милостив, то оба барина вернутся в усадьбу.
И после этого знаменательного, счастливого дня молоденькая Соня, быть может, в первый раз крепко и сладко проспала всю ночь.
Кто другой, мужчина, конечно, не очень бы обрадовался и ободрился, узнав, что один арестованный всё-таки под судом, а другой в бегах и совсем вне закона. Но девушка, ещё полудевочка, поверила брату на слово, что всё слава Богу.
Вдобавок теперь молоденькая Соня приободрилась уже и потому, что знала, как ей действовать.
Её отвергнутый отцом претендент, ей ненавистный полунемец, после ареста и увоза отца и брата снова через какую-то барыню-помещицу повторил своё предложение руки и сердца, и на этот раз он — в случае согласия Сони — обещал своё покровительство и помощь, уверял, что тотчас поедет в Петербург и освободит обоих Львовых.
Соня была сильно смущена и не знала, что делать. Брянцева затруднялась подать племяннице какой-либо совет. Назойливый полунемец-жених мог просто обмануть. Наконец, каким образом девушка в отсутствие отца и якобы ради его спасения решит такое важное дело?
Соня рада была бы пожертвовать собой, но не смела этого сделать без ведома отца. Теперь девушка знала, что надо ждать, ничего решительного жениху не отвечать и только Богу молиться.
XV
Перестав проводить свободные часы дня и все вечера в доме г-жи Кнаус, Зиммер начал бывать в разных домах. Скоро накопилось у него довольно много новых знакомых, из коих некоторые были сановниками. И вдруг он заметил, что к нему самому большинство стало относиться с большим почтением.
Придя к заключению, что известного рода знакомство в столице может только быть полезно, он уже взялся за дело, как брался всегда за всё, решительно и пылко. И теперь, всякий день бывая в разных домах, он ежедневно знакомился с новыми и новыми лицами. При этом он старался равномерно знакомиться с немцами и с русскими.
Среди немцев он слыл за обруселого немца и, конечно, вторил тому, что слышал кругом себя, начиная с подобострастного восхваления герцога. Среди русских он держался осторожно, так же, как и они сами. Он не высказывал ничего против немцев. Равно не принимал тоже под свою защиту русских. А о скомпрометированных в деле бывшего кабинет-министра даже и не заикался, якобы не зная их по именам.
Однажды он был позван к Шварцу, и, как сказали ему, по какому-то важному делу. Зиммер нашёл начальника за писанием бумаг и настолько углубившегося в свою работу, что тот не заметил присутствия молодого человека; наконец, остановившись и задумавшись над написанным, он бессознательно оглядел комнату, увидел Зиммера и удивился.
— Давно вы тут? — спросил он.
— Несколько мгновений! — отозвался Зиммер.
— В другой раз, — сурово заговорил Шварц, — я вас попрошу, если вы войдёте и найдёте меня таким же рассеянным, немедленно заявить о вашем присутствии. У меня дурная привычка — разговаривать вслух с самим собой, и я вовсе не желаю, чтобы вы подслушали что-нибудь, что случайно может иметь и значение. Я вас вызвал по делу. Я хочу вам дать поручение как умному и светскому человеку. До меня дошло, что вы теперь много вращаетесь в петербургском обществе, как среди наших соотечественников, так и среди русских. Вы даже настолько неосторожны и наивны — ничему иному я приписать этого не могу, — что знакомитесь даже с клевретами бывшего государственного преступника, справедливо и заслуженно обезглавленного. Если бы я вас не знал лично и не был вполне убеждён в вашей преданности, то, конечно, не оставил бы этой дерзости без должного взыскания. Я знаю, что вы познакомились с одним стариком по фамилии Бурцев. Вы, вероятно, и не подозревали, что он — родственник Теплова, а Теплов был любимец Волынского. Мы только потому теперь его не трогаем, что он, собственно, пустой человек, готовый служить и русским, и немцам, и хотя бы голландцам, и американцам. Человек легкомысленный, которого можно купить всячески, кому угодно и для чего угодно. И вот, ввиду того, что вы, оказывается, светский человек по природе, я вам дам самое простое поручение. Но знайте, что оно в то же время и крайне важное. То, что я вам сейчас скажу, почти государственная тайна. Если вы её разболтаете, то, конечно, вы не ребёнок и поймёте, что вы очутитесь где-нибудь на границе Сибири, если не в крепости. Если вы сумеете услужить мне, то получите очень высокое место в моём управлении и будете моим вполне доверенным лицом. А быть моим фаворитом, господин Зиммер, всё равно что быть фаворитом его светлости — самого герцога, так как то, что вы будете делать и докладывать мне, будет мною немедленно передаваться самому герцогу. Поняли вы всё, что я сказал?