Что толку задавать вопросы, если на них некому отвечать? Джим приказал сделать еще один круг, потом другой, третий, и Мэгги едва удерживала себя от того, чтобы не бросить все и не разрыдаться. Марк был в воде уже около получаса, и с каждой минутой все меньше оставалось надежд отыскать его.
И вдруг она услыхала крик Джима:
— Вот! Смотри, Мэгги!..
В воде плавало что-то синее, и она вспомнила, что на Марке была синяя рубашка.
— Теперь осталось только его поднять.
— Позволь мне, Джим, — попросила Мэгги, и слезы ручьями потекли у нее по щекам.
Джим покачал головой.
— Нет, девочка. Для этого у нас есть Ллойд. А ты следи за мотором. Как только мы его поднимем, придется мчаться что есть духу. Будь готова!..
Ллойд нырнул. Через несколько минут Марк был уже наверху. Казалось, жизнь покинула его, но времени для вопросов не было.
— Вперед! — завопил Джим. — Давай, как на крыльях. И если ты еще не успела помолиться, сейчас самое время.
На берегу ждала машина «скорой помощи», и хотя Марк весь дрожал и был синим, как и его рубашка, упрямства в нем не поубавилось.
— Никуда я в этом не поеду!
Однако Марку пришлось уступить и согласиться на осмотр медиков, после чего ему было сказано, что он второй раз родился.
Слезы на щеках Мэгги высушил ветер. Она перестала плакать, как только Марк попытался сесть, еще в лодке, а потом кашлял и ругался весь путь до берега. Страх исчез окончательно, когда он завопил:
— Моя машина! Куда дели мою машину?!
К ней подошел Джим и обнял ее за плечи.
— Сам не понимаю, как нам это удалось. Я уж думал, что все.
Она тоже так думала.
— Нет, ты только посмотри на него! Всех медиков распугал — разбежались.
Мэгги улыбнулась и тут заметила Тамсин.
— Сейчас что-то будет!..
Марк тоже увидел Тамсин и, запахивая на себе одеяло, с блаженной улыбкой пошел ей навстречу. Это был настоящий Марк, которого Мэгги знала с малолетства, Марк-показушник.
Тамсин подбежала к нему и принялась его ругать. Наверное, она тоже перепугалась, и теперь это сказывалось. Или таким образом она снимала напряжение… Этого Мэгги не знала. Зато видела, как сильно подружка Марка рассердилась.
Потом Тамсин замолчала и, уперев руки в бока, долго стояла, уставившись на него. Длинная льняная юбка липла к ее ногам, а волосы трепал ветер.
— Привет, радость моя…
И тут Тамсин дала себе волю. Она стала колотить его и громко кричать:
— Дурак! Сумасшедший! Что ты натворил?..
Марк подался назад и попытался защитить себя, но Тамсин вцепилась в рубашку, которую ему дали вместо его собственной, промокшей, и дергала ее, едва не стаскивая с плеч.
— Хватит! Я же не нарочно! У меня уже неделю было неладно с тормозами. Сначала думал, что справлюсь…
— Ты же мог погибнуть, дурак! Я думала, ты погиб!..
И Тамсин вдруг замолчала, отпустила Марка и, тяжело дыша, отвернулась от него.
— Не желаю больше тебя видеть, — прошипела она. — Понятно? Никогда!
И прежде, чем Марк успел ответить, зашагала прочь. Тут Мэгги заметила, что со стороны ярмарки к ним кто-то бежит.
То, что он бежал к ней, она поняла сразу. Потом Мэгги разглядела мрачное выражение его лица, словно вырезанного из камня.
Рейф остановился, и Джим убрал руку с ее плеча.
— Мэгги! — только и сказал он.
— Рейф!..
Она видела, как он подавил рвавшийся наружу крик, и никогда еще ей не было так плохо. Вода стекала за воротник. Переодеться она не успела. Дурацкие желтые бутсы на ногах. Спасательный жилет. Слава Богу, хоть шлем у Джима!..
— Значит, вот чем ты занимаешься, когда звонит пейджер. Я-то думал, ты бегаешь в гараж. А гараж, оказывается, тут ни при чем…
Мэгги подняла голову.
— Я ничего не говорила о гараже. Это ты сам сочинил. — Она помолчала, подождав, когда Джим отойдет подальше. — Ты против, Рейф?
Он вздохнул.
— Жаль, ты мне ничего не сказала, ведь я был совершенно неподготовлен к сегодняшнему… А насчет работы… Почему я должен быть против?
— Нет?
— Мэгги Бранд, ты похожа на мокрого котенка, — весело заметил Рейф. — Пошли-ка домой, а?
Она поглядела на свой коттедж.
— Сначала переоденусь.
— Давай. Я тебя жду.
Но она не могла уйти, не узнав в точности, что у него на уме.
— Только не проси, чтобы я это бросила. Не брошу.
— Ты же не просишь, чтобы я бросил «Формулу»…