— Против парикмахерских. Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько времени женщина тратит на прически?
— Я перестал задумываться. У меня нет будущего.
— А вот у Глобы есть. У него, в отличие от вас, сейчас самая горячая пора. На сайте Глобы написано, что двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года погибнет две трети человечества. Поэтому он рекомендует всем немедленно запастись его гороскопами, чтобы знать, кто попадет в ту треть, которая не погибнет.
— Это понятно. И каждый, получивший его гороскоп, узнает, что попал в заветную треть. Это как-то успокаивает насчет последствий катастрофы «двенадцать-двенадцать».
Они вышли на улицу Яблочкова и двинулись в сторону улицы Гончарова. Девушка вдруг остановилась и взяла Енисеева за рукав.
— Всё, что я сегодня прочитала и услышала о вас, было очень интересно. Я даже подумала, что было бы неплохо написать про пьющего пророка, получившего условный срок. Как вы к этому относитесь?
— И вы туда же, — отмахнулся Енисеев. — Вы напишите лучше про непьющего пророка, получившего весь мир. Чего вы всё пишете про неудачников?
— Кто — я? Про неудачников? Ну, в общем, да… А откуда вы знаете, вы же ничего не читали? Только не отвечайте мне фразой из Булгакова, это очень обидно. Потому что я сама похожа на неудачницу?
— Вы похожи на юную писательницу, обритую наголо, и больше ни на кого. Просто все русские писатели, даже самые удачливые, пишут про неудачников. Может быть, они таким образом заклинают неудачу?
— Не знаю: я, как и все люди, хотела бы быть счастливой и удачливой, но не хочу писать о счастливцах. Счастье, наверное, не нуждается в описании. А может быть, всё дело в том, что абсолютно счастливых людей нет. Пророк, получивший весь мир, — он счастлив?
— Я не об этом. Что для пророка счастье? Счастлив, наверное, только пророк Илия, взятый живым на небо. Кстати, вот проза! Я имею в виду то место в Библии, где описано чудо с Илией. «…Колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! И не видел его более». Вот это понимаю! «Колесница Израиля и конница его»! Что там наше земное счастье или несчастье? Елисей после чуда вознесения Илии уверовал в силу пророческого слова безоговорочно, бесповоротно. Желая, чтобы перед ним, как и перед Илией, тоже расступились воды Иордана, он говорит: «где Господь, Бог Илии, — Он Самый?». Предсказатель-неудачник, вечно терзаемый сомнениями, так не воскликнет. Елисей не просит: «Дай, Господь!», он спрашивает: «Где Господь?», ни на миг не сомневаясь, что Он где-то рядом. И воды снова расступились. Вот вам пророк, получивший весь мир. Он всегда может рассчитывать на помощь Бога. Помните, у Гумилева?
А мы, говоря словами того же Гумилева, Слову «поставили пределом скудные пределы естества». Поэтому и пишем только о неудачниках.
— Всё это здорово звучит… но я не очень религиозна… да и пророков себе представляла иначе, чем вы рассказали. Одно дело — Нострадамус, Ванга, другое — Илия и Елисей. Да и вы на них непохожи. Вы похожи на Гофмана. Как я могу писать о пророке, получившем весь мир, если не знаю, что это за мир? А мир, в котором вас осудили на два года условно, мне более-менее знаком.
— Да, я не Илия и не Елисей, — с горечью сказал он, — а всего лишь Илья Енисеев. Простите за дрянной каламбур! Но я же родился на Илию Пророка, второго августа, и родители назвали меня, по совету верующей бабушки, Ильей! Что-нибудь это да значит? Хотя один старец послушал этот мой лепет и сказал: «Это значит всего лишь то, что пророк Илия — твой небесный покровитель. И больше ничего». На самом деле я, со своим непонятным даром, такой же, как вы. Чтобы изобразить меня, вам лучше просто писать о себе.
— Может быть, для вас просто, а я не поняла. Объясните.
— Ваш дар, как и мой, можно использовать по-разному. Словом можно останавливать солнце, разрушать города, а можно поставить ему пределом скудные пределы естества и зарабатывать с его помощью деньги. Писатели сегодня — те же астрологи и лжепророки. Глоба предлагает человечеству спасительные гороскопы, а писатели — забвение. Посмотрите на меня, и вы увидите вариант своего будущего, которого я вам не желаю и не предсказываю. Я не состоялся ни как пророк, ни как шарлатан-лжепророк, что самое унизительное. Я, со своими способностями, подлинными или мнимыми, оказался у разбитого корыта. Вот вам правда обо мне в мире, в котором нет правды. Говорить ли вам, что многих способных писателей ждет та же судьба? Что писатели делятся не только на настоящих художников и преуспевающих халтурщиков, а еще и на тех, кто оказался у разбитого корыта? И что этих, третьих, больше всего? Так зачем же вам писать о пьющем пророке, получившем условный срок?