— Прощай. — Она повернулась и пошла к своему общежитию, находившемуся на углу Добролюбова и Руставели.
Енисеев допил бутылочку, швырнул ее в урну и побрел за Еленой, дабы убедиться, что к ней не пристанет по пути какой-нибудь ночной гуляка. Она шла, не оглядываясь, размахивая сумкой с ноутбуком, но, видимо, чувствовала его присутствие за его спиной, потому что у дверей общежития обернулась и сказала:
— Ладно, будем друзьями. Увидимся у Анатолия?
— У Анатолия или в другом месте. Где-то у меня была последняя визитка… Вот, возьми. Позвони, и твой телефончик у меня отразится.
Елена взяла мятую визитку, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Привет Наде! — И исчезла за дверями.
Енисеев постоял, закурил, а когда двинулся в путь, вдруг понял, что идти не может, как это часто бывает с пьяными, которые неплохо держатся на людях, но совершенно «разваливаются» в одиночестве. До дому же было не менее двадцати минут ходу. Он стоял, держась за дерево, пока не услышал шум автомобиля. Покачиваясь, Енисеев выбежал к проезжей части и, ослепленный светом фар, замахал рукой, но тут же пожалел об этом. Это был милицейский патруль.
Машина затормозила, в окошко выглянул мент.
— Что случилось? А, Пророк! Загулял в условном заключении? А хорошо ты тому олигарху предсказал! Ты чего?
— Мужики, не подбросите домой? Чего-то идти не могу.
— Ну, еще бы, от тебя такой выхлоп, что я сам запьянел! Может, в вытрезвитель?
— Не, ну какой вытрезвитель? У меня же условный срок. Домой! Я заплачу.
— Ладно, залезай.
— Что за Елена тебе прислала эсэмэску с телефоном? — Надя стояла в головах у Енисеева с его мобильником в руках.
Енисеев с трудом открыл глаза и с еще большим трудом оторвал голову от подушки. Он спал одетый, — спасибо, что без ботинок. В комнате — полумрак. Что это: утро, день, вечер? Шторы задернуты — Бог его знает. Наверное, день: Надя планировала вернуться из рейса после полудня.
— Который час? — пролепетал он высохшим языком.
— Кто такая Елена? — повторила свой вопрос Надя.
— Елена? Не знаю.
— А почему она шлет тебе эсэмэски? И откуда знает твой телефон?
Это были тяжелые, жестокие вопросы с похмелья. Какая Елена? Какие эсэмэски? Тут он вспомнил.
— А, Елена? Это писательница. Живет на Добролюбова, в общежитии.
— Ты был у нее в общежитии?
Енисеев задумался. У общежития он был. Да, был. И там она… Память возвращалась к нему постепенно, в шахматном порядке.
— Нет, ни в каком общежитии я не был, — уверенно сказал он. — И вообще, если ты думаешь… ну, в том смысле, что об этом обычно думают… то ничего не было. То есть вообще ничего.
— А почему ты дал ей свой телефон?
— Ну, мы поговорили с ней… В ночном кафе на «Тимирязевской». Она хотела написать обо мне… Я сказал, что не надо…
— И поэтому дал ей телефон?
Енисеев сел на постели, от чего у него в голове качнулась какая-то гиря и перед глазами мелькнули огненные шары, и уставился на Надю. Подобный допрос она ему устраивала впервые. И в мобильник его заглядывала впервые, — а если и заглядывала, то ему об этом не говорила.
— Надюша, ты чего? Я же не проверяю твой телефон. Ну, дал и дал. Что тут такого? Мало ли кому я даю свой номер? Она писатель, с ней есть о чем поговорить…
Надя сунула ему мобильник в руки и села в кресло напротив.
— Эсэмэска пришла несколько минут назад, когда ты спал. Я услышала сигнал и взяла посмотреть: вдруг что-то важное? Не хотела тебя будить. И увидела еще звонок с того же номера, на который ты не ответил. В начале третьего ночи. Видимо, вы очень интересно поговорили, раз она решила позвонить тебе в такое время.
— Да не в этом дело! Она позвонила, чтобы ее телефон у меня отразился, как мы договорились.
— Ага, значит, это ты первый дал ей телефон. Но она, видишь, волнуется, что ее номер у тебя не отразился, и поэтому послала еще эсэмэску. Вы хотите снова встретиться и еще поговорить?
— Так, погоди, — выставил вперед ладони Енисеев. — Я не так быстро соображаю, как ты задаешь вопросы. Голова не работает. Надо поправиться. Извини.
Он, качнувшись, встал, подошел к бару, стараясь держаться ровно, что ему не очень удалось, взял «мерзавчик» виски и отправился на кухню, чтобы не похмеляться на глазах у Нади. Там Енисеев дрожащей рукой вылил виски в стакан, проглотил, передернувшись, и запил водопроводной водой. В голове немного прояснилось. Он закурил сигарету. В комнате, между тем, раздавался немелодичный перезвон бутылочек. «Бьет она их, что ли?» Енисеев полез в холодильник, где еще оставалась пара «мерзавчиков», и переложил их к себе в карман, чтобы иметь запас на всякий случай. После этого он вернулся в комнату.