Но много ли даст Енисееву уничтожение Ефрема и компании? Это решит его проблемы ровно на треть. А Розенкранцу, Гильденстерну и сатанистам, скорее, поможет: уберет лишнего конкурента за обладание Енисеевым. Но ведь не за тем же ему было дано это видение? Сказано: «Поступи правильно»!
И тут Енисеева осенило: он должен назначить на семнадцать ноль-ноль встречу в кафе всем — не только Ефрему и Максу, но и Розенкранцу с Гильденстерном, и сатанистам. И пусть все они разлетятся на мелкие кусочки и отправятся к отцу своему — отцу лжи. В Енисееве всё задрожало в предвкушении столь разящего возмездия. Трясущимися руками он достал сигареты и закурил. Всех — одним ударом! Но как заставить отправиться в это затрапезное кафе лощеных богатеев Владлена Константиновича, Павла Исааковича и сатанистов? А не надо их заставлять. Надо лишить их иной возможности встретиться с Енисеевым. Нужно стать для них недосягаемым до семнадцати ноль-ноль завтра. И чтобы они знали о его недосягаемости. Но как это сделать? Без паспорта не возьмешь билет на самолет или поезд, а по билету, купленному с помощью паспорта, они обещали его быстро найти. На междугороднем автобусе они тоже обещали его перехватить. На электричке далеко не уедешь. И тут он вспомнил, что Надя однажды упросила знакомый экипаж взять его в самолет «без места» — когда ему срочно надо было лететь в командировку, а билетов не было. Всё обошлось без кассы и паспорта: Енисеев прошел в самолет вместе с экипажем.
Только бы Надя снова согласилась! Только бы согласилась! Он бы позвонил этим гадам на взлете, сообщил бы свое условие — о встрече в кафе Анатолия — и отключился бы. Тогда — ищи-свищи! Потыкаются в разные стороны в его поисках и приползут, как миленькие! А у него, к тому же, будет алиби: находился в другом городе. Это на тот случай, если милиция вздумает заподозрить его в причастности к взрыву.
Только бы Надя согласилась! Только бы ответила! Енисеев вошел в арку своего дома, огляделся и выбрал скамейку в центре двора, на детской площадке, откуда хорошо видны были все люди, входящие в арку и перемещающиеся вдоль дома. Никого подозрительного он не заметил, вынул телефон и стал звонить Наде. «Ну, ответь же! Ответь!» — умолял Енисеев, слушая длинные гудки.
И она ответила.
— Да.
— Надя, проведи меня в свой самолет без билета! — закричал Енисеев почти шепотом — в гулком квадрате двора громкий голос услышал бы весь дом. — Как тогда, помнишь? Мне очень нужно!
Похоже, такой просьбы она ожидала меньше всего, потому что несколько секунд молчала.
— Енисеев, ты с ума сошел? Почему я должна тебя проводить без билета? Ты же не ездишь уже в командировки! У тебя условное заключение! Что ты придумываешь?
— Надя, Надя! Я в здравом уме! Поверь! Ты всегда мне верила! Я не зря тебе писал, что влип в историю! После этого долбаного суда, показанного по телевизору, на меня открылась настоящая охота желающих получить предсказания в корыстных целях! Мне угрожают вплоть до смерти! Они шантажируют меня тем, что расправятся и с тобой! Милиция у них вся купленная! Поэтому я и написал тебе, чтобы ты не приходила пока домой! Но теперь и мне там опасно! Мне нужно сегодня быстро оказаться далеко от них, в неизвестном для них направлении, без билета, чтобы меня не отследили по паспорту. Ну что мне: идти на вокзал и просить каких-нибудь проводниц, чтобы меня взяли в вагон без билета? Но поезд — долго, там — милиция, могут снять… Надя!
Она молчала, видимо, обдумывая услышанное.
— Слушай, Илья, скажи честно: ты не выдумываешь всё это для того, чтобы найти повод помириться со мной?
— Надя, я был бы счастлив! И помириться, и выдумывать для того, чтобы помириться! Потому что я люблю тебя больше всех на свете, а вчера нес похмельную чушь! Но это, к сожалению, правда! Помоги!
— Хорошо, — сказала она более мягким, как ему показалось, голосом. — Сделаю всё, что смогу. Приезжай в Домодедово за два часа до отлета. Отлет — в семь пятьдесят. Там позвони мне.