– Замечательно. Жди нас, – сказал Эрин и отключился.
– Гюльчи не будет?! – с надеждой спросила Нолвэнде.
– Слава Эру! Все, как ты и хотела, дорогая. Отвлечемся и мозги проветрим, – усмехнулся эльф и нашел губами губы любимой. – Давай ты пожелаешь, чтобы вся эта история с заговором против НЧЧК нас миновала?
– Я и так этого хочу больше всего. Все будет хорошо.
Но видимо, лимит исполнений желаний леди Анарилотиони исчерпался предпоследним из них.
Во славу окончательно наступившего лета я облачилась в сарафан и сандалии, предоставив Эрину честь тащить рюкзак с полотенцами, и даже свой «Куталион» ему торжественно вручила. Уж на что я милитаристка, а даже меня постоянное ношение военизированной сбруи иногда утомляет. Из здоровых энчечекистских развлечений я сегодня планировала участвовать только в традиционной стрельбе по банкам и купании, а с мячиком пусть мужчины возятся на травке. Разумеется, сарафан был достаточно длинным, ибо приличные эльфийские девушки не демонстрируют свои ноги всем желающим, даже братьям по оружию. И – увы и ах! – пришлось даже купальник надеть.
– Мясо взяли? – спросила я, поприветствовав коллег и плюхнувшись на сидение.
– Обижаешь, леди Нол, – хмыкнул Меноваззин. – И шампуры взяли, и мангал, и даже гитару Тылпахаш притащить не поленился.
– И пиво тоже, – добавил его близнец. – И безалкогольное не забыли. Что еще желает леди?
– Леди желает развлекаться, как подобает кровавым энчечекистам, – фыркнула я.
– Допросы и пытки? – хищно улыбнулся Аминаллон.
Мы все разом, не сговариваясь, хрюкнули.
– Я, вообще-то, имела ввиду – пострелять, – я весело покосилась на Эрина.
– Опять на выбывание? – уточнил Меноваззин.
– Ага, – я кивнула. – Я быстренько вам продую и пойду купаться, а пока вы будете пинать бедный мячик, займусь шашлыком. Кстати, о шашлыках. А что наш Вуз? Опять в городе К?
– Не опять, а снова, – хихикнул дроу. – Сейчас братец расскажет. Ну, поехали.
Переговоры Матрон семейства Ушшос-Нах с Леди Кранн-Тецц тянулись вот уже целый год, в течение которого бывший славный дриадолюб накатал своим джипом глубокую колею между Распадком и Колдубинском. Все выходные он проводил в обществе несравненной девицы Сулемы, не считаясь ни с временными, ни с материальными затратами, тем самым в очередной раз подтверждая общественное мнение относительно серьезного подхода дроу к любви. Несчастные покинутые Вузеллином барышни активно страдали, а убедившись, что абонент совершенно недоступен, тихо и решительно выходили замуж, обрекая Распадок на очередной дриадский демографический взрыв. И лишь Грушенька Солончак продолжала цвести радостными улыбками и совершать набеги на бар «Ночной бабочки». Эрин пришел к выводу, что Вуз в свое время познакомил их с тайной целью – навеки отвадить Светлого сородича от общения с дриадами. Надо сказать, у него получилось на славу.
– В прошлый раз они поругались, теперь Вузеллин поехал мириться. С букетом, конфетами и золотым браслетом.
– Да-а-а-а? А я думал, что у ваших не ругаются, – изумился Тылпахаш.
– А сразу пытают и убивают? – хихикнул Аминаллон.
– Нет… ну….
– Отбрось стереотипы и открой для себя истинные ценности дровского менталитета. Ибо взаимоотношения полов в нашем древнем социуме предполагают огромное разнообразие нюансов.
– Не умничай, тебе не идет, – фыркнул Эрин, оборвав глубокомысленное вещание Меноваззина. – Ну, поругались парень с девушкой, бывает. Теперь помирятся…
– И будут дальше гулять за ручку по окрестностям Колдубинска.
Нолвэндэ прикрылась ладошкой и захихикала. Оно и немудрено. Вообразите себе двухметрового здоровенного спецназовца с бицепсом в обхвате, как девичье бедро, с повадками дикого хищника, и в веночке из василечков, с придыханием внимающего щебетанию невинной девы в аптекарском прикиде. Зрелище незабываемое. А если еще хоть раз довелось увидеть, какие татуировки украшают могучую спину и грудь ДОБРовца, то мысль о романтических и совершенно невинных прогулках под луной покажется вам на редкость экзотичной.
– Вот шо с дровями делает любовь, – заметил орк. – Как же он без этого самого… ну без… ну вы поняли… обходится?
Он явно смущался употребить при эльфийской барышне орочье народное слово, обозначавшее то самое, что должны были понять дроу. Другого в этом древнем языке просто не существовало. Там каждое слово короткое и емкое, прекрасно отражающее суть. И когда кто-то переходил на орочий, то это означало одно – разумное существо достали до самых печенок.
– А чего такого? – спросил Меноваззин.
– Так раньше Вуз не пропускал ни одной юбки. Окучивал каждый цветочек.
– Тылпа, ты меня удивляешь, – хмыкнул дроу. – Ты же криминалист, химию учил, расовую биологию тоже. Любовь – это химический процесс. Клац! – и пошла цепная реакция. Гормон, медиатор, электрохимические процессы и остальная лабуда из пробирок. Перемкнуло нашего Вуза чисто конкретно. У наших это выглядит жестко и откровенно. В отличие от Светлых родичей, которые умудряются не замечать очевидного.
– Какой ты циничный, – укорил его орк. – А над чьими стихами о страданиях неразделенных чувств рыдают поколения школьниц?
Тылпахаш ничуть не преувеличивал. Точно так же, как сирено-наядское творчество подарило миру неисчислимое множество печальных мелодрам и тонны слезодавильной литературы, темноэльфийские поэты-лирики всегда возносили на пьедестал жестокие страдания безнадежно влюбленных. И не было в этом мире ни одного мальчика или девочки любой расы, кто хоть разок не окропил горючими слезами томик в сине-черном переплете.
Но спецназовец сумел выкрутиться:
– Это же искусство, а, следовательно, фантазия автора. Выдумки – эта ваша дурацкая любовь!
– Мерз-с-с-ский дроу! – хором прошипели все остальные пассажиры, и даже его брат-близнец, благодаря чьей находчивости и смекалке Эрину удалось открыть тайну сиреневых ирисов.
В ответ Меноваззин демонически расхохотался и врубил на полную мощь «Баньшштайн», подводя итог возвышенной беседе соратников по борьбе с мажеством.
При общении с дроу надо всегда помнить, что они ничего не говорят просто так. И это вовсе не паранойя. Бессмысленно молоть языком они вообще не умеют. Так сложилось исторически. Когда каждое словечко может стать поводом для скандала и поединка, когда тайны клана превыше жизни и выдать их – самое страшное преступление, когда с младенчества Темного эльфа учат молчать и слушать, то удивительно другое – как они умудряются еще и шутки шутить.
По прибытии на место я уже успела слегка пересмотреть свои планы на день и, пока мужчины занимались обустройством бивака, решила не терять времени даром и приступить к осуществлению задуманного. Упорно карабкающееся к зениту солнышко победило эльфийскую скромность и благородные порывы помочь товарищам. В итоге я сменила сарафан на более-менее приличную комбинацию из купальника и парео и отправилась плескаться сразу, не дожидаясь турнира «вольных стрелков». И ничего непристойного. Ноги-то прикрыты! А на комментарии за спиной я уже насобачилась отвечать молчаливой демонстрацией кулака.
Впрочем, заплывами я решила всерьез не увлекаться – все-таки вода еще не успела как следует прогреться, да и невежливо это – сама громче всех кричала: «давайте постреляем!», и вдруг устроила тут себе пляжный сезон. Наплещусь еще.
К расставлявшей пустые банки компании я присоединилась, роняя капли с мокрых волос и обмотав бедра полотенцем. Сражаться с прилипающей к влажным ногам и без того полупрозрачной тканью пляжного платка под ревнивым взором возлюбленного – это какие-то слишком уж экстремальные удовольствия. А полотенце большое. И непрозрачное. Вот высохну, тогда и красоваться буду.