- А-а-а-й! – зашипела я кошкой, и села в дорожную пыль. Рана на ноге прострелила жуткой болью. Повязка начала пропитываться кровью, и я тоскливо завыла. - Снова будут шить!
- Девка, ты в конец ополоумела? - кряхтя и ругаясь, с дороги начал подниматься парень, лет так двадцати пяти, не больше. – Если бы я не сгруппировался…
Дальше следовала, непередаваема игра слов, от которой у меня запылали щеки, а детвора прыснула в разные стороны, словно их тут и не было. Поздно опомнились! На мой истошный крик из домов повыскакивали сельчане, и теперь спешили к месту происшествия, причитая и хватаясь за головы.
Наездник был одет в охотничий костюм коричневого цвета, то ли их бархата, то ли из замши высокого качества. Четные сапоги до колена покрывал слой пыли, ну, в принципе, как и всего парня, после того, как он прокатился по дороге – не мудрено.
Хлопая ресницами, я смотрела на парня и диву давалась. В каштановых волосах играли солнечные искры, словно сполохи огня, глаза, глубокого чайного оттенка, сверкали злобой, а полные губы выплевывали такие оскорбления, что у меня даже уши запылали.
- Как ты посмела поднять руку на лорда? – закончил он вопросом, я же настолько растерялась, что не сразу нашлась с ответом. – Отвечай, чего молчишь? Язык проглотила?
Нависнув надо мной, он окинул меня брезгливым взглядом и начал постукивать по ноге шенкелем. На мгновение почудилось, будто он хочет ударить меня им, как до этого стегал жеребца, но сдерживается из последних сил.
Сельчане расхватали детей и скрылись по дворам, не желая связываться с эти припадочным. Тишина над деревней зависла просто-таки мертвецкая. Злость всколыхнулась в душе, да такая, какой раньше даже в страшном сне присниться не могло.
- Глаза разуй, ты детей чуть не убил! – стараясь говорить спокойно, я цедила слова сквозь зубы, а внутри все клокотало от едва сдерживаемой силы. Только попробуй на меня руку поднять, я тебя на месте прикопаю.
Видимо, что-то смертельно опасное отразилось в моих глаза, так как парень отступил на шаг и теперь растеряно смотрел на меня.
- Я сын барона Голдвина, Сальван… - начал он, пытаясь казаться высокомерным, но даже сидя на дороге, я чувствовала себя королевой, перед плебеем и он это понимал. Как и то, что я сейчас смотрю на него сверху вниз. Не в прямом смысле, а по происхождению.
- Мне плевать! Никто не давал тебе право, вести себя подобным образом!
- Это мои земли! – взвыл он. – Да как ты смеешь!!! Я велю, выпороть тебя на глаза у всей деревни. Знай свое место, девка!
- Кто на что учился! – криво усмехнулась я. – Боюсь, с «выпороть» у тебя не очень получится. Точнее, очень даже не получится.
Видимо, нервы у него ни к черту. Прищурив глаза, он замахнулся, чтоб ударить меня зажатым в руке шенкелем, но увесистая рука Риона оказалась внушительнее любых слов. Удар пришелся в челюсть разбалованного сыночка, и отправил его в спасительное беспамятство. Будь он и дальше в сознании, так легко не отделался бы.
Жду очередного потока нравоучений со стороны разрушителя, просто молча глядя ему в глаза, но их нет. Рион смотрит на меня как-то не так, как утром. Эпическая картина! Я – сижу на дороге в пыли, сарафан едва прикрывает разбитые коленки, повязка на ноге напиталась кровью и сместилась; Рион – навис сверху, словно карающий ангел мести, волосы мокрые, по ним стекают, сверкающе в лучах солнца, капельки воды, голый торс и черные брюки, плотно облепившие ноги; Сальван, сын барона (как там его?) – лежит ничком в пыли, где ему и место. Крас-с-с-сота!
Подхватив меня на руки, мужчина устало вздохнул, и прижал к себе так, будто я вырывала. Ну-ну! Я привычно опустила голову ему на плечо и улыбнулась. Ради такого, я готова постоянно ноги ранить. Как же вкусно от него пахнет!
- Приберите этого с дороги! – разрушитель раздавал приказы так естественно, словно всегда только этим и занимался. Ах да, он же тоже «голубых кровей». Забыла.
- Я позже с ним побеседую!
Вот это «побеседую», показалось мне настолько зловещим, что захотелось спрятаться. Я-то первая иду, точнее еду на «беседу». И сбежать не получится, виною тому не только открывшаяся рана на ноге, которая ужасно болит. Пожалуй, даже хуже, чем вчера. Но и крепкие объятия, в которых очень тепло и уютно.