========== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Легенда разрушена ==========
Мечты разбитой и разрушенной куски
Нежданно и негаданно упали…
Ты был единственным, что было у меня -
Тебя забрали.
Держа себя в руках, стараясь не упасть,
Стою у края тонкого обрыва:
Ошеломляющий удар довел меня
До грани срыва.
Разочарованная высь упала вниз,
И крик летит в чернеющие дали:
Ты был единственным, что было у меня -
Тебя забрали.
Из интернета (с)
***
Они вошли в акваторию Каперны ночью. С поднятыми парусами. Скользили по воде, будто с берега их зацепили тросом и теперь спешно сматывали лебёдку. Пришвартовались в Бухте Острого мыса, которую уже много лет обходили стороной все здравомыслящие моряки. Бесшумно сошли на землю и растворились во тьме, будто были её частью.
Их никто не видел, кроме притаившейся за завесой густых туч луны да одинокой девушки в башенке маяка.
Самый высокий, замыкавший шествие, на мгновение остановился и посмотрел на маяк. Вернее, туда, где за парапетом угадывались очертания хрупкой фигурки. Глаза незнакомца, как раз попавшего в полосу света, падавшего с маяка, полыхнули в ночи зловещим фосфорическим отблеском. Девушке показалось, будто она услышала презрительный смешок, прежде чем вслед за товарищами, ночной гость нырнул в непроглядный мрак.
========== Глава 1. Ночной гость ==========
Когда заколотили в дверь, старейшина трижды выругался самыми грязными словами, какие только знал, спустил ноги в мягкие комнатные тапки, поправил ночной колпак, зажёг огарок свечи и, всё ещё костеря ночных пришельцев на чём свет стоит, пошёл открывать.
— Кого принесла нелёгкая в такой час? — недовольно буркнул он, приоткрыв дверь на длину цепочки.
В образовавшуюся щель тут же просунулась рука в чёрной перчатке и ткнула ему под нос свиток.
Старейшина поднёс огарок поближе, едва не опаляя бумагу, и пробубнил под нос: «Подателю сего оказывать…» Чем дальше он читал, тем шире округлялись его и без того круглые, как плошки, глаза, а во взгляде всё явственнее проступали страх и раболепие.
Наконец он, спешно откидывая все цепочки и щеколды, распахнул дверь и, беспрестанно кланяясь, проговорил:
— Простите, великодушно простите меня, милостивый государь, что заставил ждать. Староват уже, слуг будить не стал, а сам медлителен. Не обессудьте.
Голос его был полон самого сладчайшего елея. Сейчас старейшина был готов под ноги стелиться своему позднему визитёру.
Он отступил в комнату, давая тому проход и поднимая как можно выше огарок свечи. Неровный свет выхватил тёмную фигуру в проёме двери. Незнакомец касался головой высокой притолоки, а за спиной его струился чёрный, черней даже самой ночи, плащ, будто осыпанный острой пыльцой. На правом плече, скрепляя складки, красовалась серебряная эмблема в виде осьминога, хищно взметнувшего щупальца и злобного сверкавшего зелёными бусинами глаз.
Плащ из кожи звёздного ската и осьминог на правом плече могли означать только одно — этой ночью к старейшине пожаловал сам глава королевского сыскного подразделения «Серые осьминоги». А стало быть, в Каперну пришла большая беда.
По-бабьи запричитав и отступив ещё на шаг, старейшина зашёлся в тихом вое, умоляя того, кто стоял на пороге, простить и помиловать неизвестно за что, а может, за всё сразу.
Гость переступил через порог и вошёл. Щёлкнул пальцами, и комнату залил призрачный зеленоватый свет, словно солнечные лучи пробивались сквозь толщу воды.
В неровных отблесках стало заметно, что визитёр ещё довольно молод, наверное, ему было лет тридцать или около того, а черты его лица отличаются правильностью, утончённостью и запредельной холодностью. Сам же он, несмотря на высокий рост и ширину плеч, был изящен и лёгок. А та вежливая властность, с которой он велел «прекратить ритуал чинопочитания», говорила о том, что человек этот находится на самой верхушке иерархической лестницы и привык к беспрекословному подчинению.
Однако старейшина умудрился поклониться ещё три раза, пока предлагал гостю расположиться в кресле и суетливо разжигал камин.
Тот вальяжно уселся, стянул с узкой ладони чёрную перчатку, под которой блеснуло кольцо всё с тем же осьминогом, и, закинув ноги в запылённых сапогах на низенький столик, и потребовал:
— Принесите-ка чего-нибудь выпить. Желательно покрепче. И пошевеливайтесь там, у нас будет длинный и не совсем приятный разговор.
— Сей же час, ваше высо…
Гость небрежно взмахнул рукой:
— Никаких «высо…» и прочих громких титулов. Просто Артур Грэй, капитан галиота «Секрет», — холодно прервал он новый прилив раболепия у старейшины. Тот послушно кивнул и убежал в кладовую, откуда скоро явился с огромной запылённой бутылью и двумя медными кубками.
Первый кубок, наполненный едва ли не до краёв, он протянул Грэю, во второй плеснул буквально чуть-чуть и поставил его возле себя.
— Знатный ром, капитан Грэй. Мне, в моём возрасте, уже нельзя. Да и врач не рекомендует.
Грэй осушил свою порцию залпом, словно то была ключевая вода, а не выдержанный ром, которым, как утверждали продавшие его плуты, можно было разжечь камин.
Старейшина намеревался повторить подвиг гостя, но с первого же глотка, обжегшего горло, закашлялся, а из глаз его брызнули слёзы.
Грэй, глядя на это, лишь злорадно хмыкнул и процедил:
— Что-то вы совсем своего доктора не слушаете, любезный. Так и до могилы недалеко.
И в завершение тирады столь дружелюбно оскалился, что у старейшины зашевелились волосы на затылке.
Он и так едва сдерживался, чтобы не юркнуть за шкаф или не нырнуть под диван, потому что стройную фигуру Грэя, словно призрачная аура, окружали полупрозрачные щупальца. А оскал, подобный тому, что недавно продемонстрировал капитан, и вовсе пугал до икоты. Особенно вкупе с упоминанием могилы из уст «серого осьминога».
Однако Грэй очень быстро перешёл на серьёзный тон, хотя и не лишённый ехидных ноток:
— Как вы поняли, любезнейший, я здесь по делу государственной важности.
— Ну, разумеется, ваше высо… милород… капитан Грэй. Разве ж вы можете явиться по-другому поводу.
Если только не сам морской дьявол прислал вас по мою голову, очень хотелось добавить ему, но, поразмыслив, старейшина благоразумно сдержался.
— Мне отрадно знать, что вы это понимаете, — продолжал между тем Грэй, явственно наслаждаясь эффектом от своих слов и жестов. — Значит, до той поры, пока мы с подчинёнными не выясним, кто или что приманило гуингара в эту богом забытую дыру, мы будем получать всяческие содействие и помощь с вашей стороны?
— Вне всякого сомнения, — верноподданнически подтвердил старейшина. — Более того, если кто-то попробует только чинить вам какие-либо препятствия или же искажать передаваемую вам информацию, я сам лично накажу наглеца.
Грэй презрительно хмыкнул:
— Я бы хотел посмотреть на этого кретина лично, перед тем как… — пояснять он не стал, по мёртвенной бледности, залившей лицо старейшины, было ясно, что излишних подробностей он не переживёт. — И да, не смейте раскрывать моё инкогнито до тех пор, пока всё не будет кончено.
— Конечно, конечно же… Не пикну!
— … но, — продолжил Грэй, игнорируя истерично-фанатичные заявления старейшины, — пустите слух, что «серые осьминоги» в городе. Пусть тварь повертится, как плотва на сковородке. Понервничает. Явит себя. А до того времени мы проверим, чья маскировка лучше — его или наша.
Грэй попросил ещё рому, снова осушил залпом и как бы невзначай заметил:
— Был ещё один человек, кто видел, как судно без опознавательных знаков входит в заброшенную бухту. Тот, кто следит у вас за огнём на маяке.
Старейшина с облегчением махнул рукой:
— Вот уж кого не стоит опасаться, так это наших обитателей маяка. Там живёт лишь нищий старик-смотритель, бывший рыбак, и его чокнутая дочурка. Даже если хляби небесные разверзнуться и господь в величие своём сойдёт на землю, а они станут тому единственными свидетелями, им всё равно никто не поверит. В городе у нас народ благоразумный, обходит маяк стороной… Как и отца с дочкой.