Разобраться в этом Грэю нужно было как можно скорее.
А тем временем Каперну затягивал ароматный серо-зелёный туман…
========== Глава 11. Цена реальности ==========
Разумеется, он обманул.
Ассоль бежала к маяку со всех ног в надежде увидеть пробудившегося отца. Чудилось, Лонгрен выйдет к ней навстречу, как в детстве протянет руки — а у него такие большие сильные ладони — подхватит и закружит свою принцессу. А она будет хохотать, ласково колотить по косматой макушке и просить отпустить, но на самом деле хотеть остаться у отца на руках. Всегда-всегда.
Она добежала до задней двери, ворвалась в маленькую квартирку, служившую им с Лонгреном пристанищем, и замерла, оглушённая тишиной. Тикали старые ходики, шуршали мыши за печкой, жужжала назойливая муха и храпел, выводя рулады, старый смотритель маяка. Спал и не думал просыпаться.
Вот тогда-то морок слетел окончательно.
И осталась только горькая досада.
Поверила! Кому?
Тому, чья суть обман и манипуляции?
Как гадко!
Прежде он убил её Грея. А сегодня…
Ассоль даже задохнулась. Он вывернул её наизнанку, вынул её мечту и вытер о ту ноги! Всё, самое сокровенное, самое светлое, то, что делало её счастливой!
Она почувствовала себя ограбленной, нищенкой, стоящей в лохмотьях на ветру, голодной девчонкой, что глотает слюнки у витрины кондитерской лавки.
А как мерзавец Грей должно быть потешается над ней сейчас со своими дружками-«моллюсками».
Стало невероятно холодно и пусто.
Она кое-как добралась до постели отца, легла рядом, положив голову ему на грудь, и сказала:
— Клянусь тебе, папочка, я больше не буду мечтать. Всё! Хватит! Довольно! Вот ты проснёшься, а я уже совсем-совсем взрослая. Серьёзная-пресерьёзная. И никаких больше принцев! Все они — лишь мираж на водной глади. А присмотришься чуть вернее, всё, поплыл принц, как свечной огарок. Пшик и нету. Хватит.
Ассоль не плакала.
На неё вдруг накатили апатия и равнодушие. Даже если за ней завтра явится этот гуингар (а теперь она была уверена, что никакого чудовища нет, тот мерзавец выдумал его, чтобы мучить её, Ассоль) и реши её съесть, она бы не стала возражать и сопротивляться. Пусть бы ел. Всё равно её, Ассоль Лонгрен, полную сказок и радужных сияющих мечтаний, давеча выпростали, как икряную рыбёшку и бросили, распотрошенную, умирать.
— Не прощу! Никогда не прощу! — говорила она, когда отчаяние, будто отлив, отступало, обнажая голые глыбы злости — твёрдые и сильные. Такие не сдвинуть, не разбить. Только самому разбиться о них вдребезги. Ведь Ассоль больше не намерена зажигать свет на маяке для всяких там «осьминогов»-потрошителей.
Но в одном тот негодяй (не Грей, он не Грей!) был прав: ей следует поговорить с тем капитаном. Выяснить всё. Если он её (а она уверена, что её, он ведь прямо из грёз), то, значит, пророчество Эгля оказалось верным, и она уплывёт отсюда с любимым. Если нет. Что ж…
Но поговорить в любом случае будет лучше. Расставить точки над «i», и раз и навсегда избавиться от своей зря-мечтальности. Да, именно так — зря. Больше так не будет.
Убедив себя в этом, она решительно размазала слёзы, которые всё-таки покатились от жалости к себе и разбитой мечте, удобнее устроилась под боком у спящего отца и уснула сама.
Впервые за долгие годы ей снились не принцы под алыми парусами, а мама. Она гладила по волосам, нежно улыбалась и пела песенку. Лучшая мама на земле. Самая добрая и красивая. Рядом с ней было так тепло, надёжно и верилось исключительно в лучшее.
Утром Ассоль проснулась, полной сил, радостно улыбнулась, чмокнула в бакенбарду отца и направилась в тот закуток, что служил им кухней, чтобы приготовить лёгкий завтрак. Она заглянула в корзинку с продуктами… и сразу же приуныла. В треволнениях последних дней Ассоль совсем забыла пополнять семейные припасы, и теперь они исхудились — ни одного яблока, ни ложки мёда, ни зёрнышка крупы.
Ассоль так и села с пустой корзинкой в руках. Придётся идти в Каперну, на базар. А она страшно не любила эти походы. Во-первых, в них она почти всегда встречала неприятных себе людей — обызвал и задир из детства. Во-вторых, деньги на рынке буквально утекали сквозь пальцы. А после того, как она отказала старейшине, он перестал выплачивать Лонгрену даже то скудное жалование, что полагал раньше за присмотр за маяком. И сейчас реальность смотрела на Ассоль жалко горсткой медных монет с рельефным профилем короля.
Девушка грустно вздохнула. Пересчитала скудные сбережения, и захотелось плакать. Даже если экономить на всём, этой жалкой суммы хватит лишь на пару походов на рынок. А дальше? Голод? Нищета?
Только теперь Ассоль поняла, как опасно заигралась в сказки: ведь у неё не профессии на руках, чтобы хоть как-то прокормить себя и старика-отца, ни надёжных друзей-покровителей, способных поддержать в трудную минуту.
Эгль не в счёт. Он сам едва сводит концы с концами.
Ассоль стало страшно. Захотелось зажмуриться, представить, что это лишь дурной сон, и проснуться под ворчание Лонгрена, перебирающего рыбацкие сети. За окном будет солнечно, а на столе — аппетитный завтрак.
Но Ассоль только горестно вздохнула. Жизнь будто говорила ей: вырастай, спускайся на землю, возвращайся в реальность; она вот такая, совсем несказочная.
Девушка встала, взяла корзинку, накинула на плечи шаль, бросила печальный взгляд на отца, а мелочь — в карман передника и вышла на улицу.
День встретил её промозглым туманом, от которого одежда тут же сделалась сырой и неприятно липла к телу.
Ассоль старалась быть как можно более незаметной, выбирала обходные безлюдные улицы, значительно удлинявшие путь. И когда подходила к базару, окончательно продрогла. А в её нищенской ситуации не хватало ещё заболеть: денег и на еду-то нет, а уж на дрова и лекарства — и подавно.
Ассоль сразу направилась в ряды, где обычно продавался залежавшийся и подпорченный товар. Было противно рыться в гнилье, но иного выхода девушка просто не видела. Выбрав несколько более-менее сносных картофелин, пару луковиц и три помидора, она распрямилась, чтобы рассчитаться с продавцом, но встретилась нос к носу со своими бывшими, вернее, несостоявшимися одноклассницами. Непонятно, что привело этих расфуфыренных богатых девиц в ряды для нищих, не иначе, как желание поглумиться над Ассоль.
И девицы с наслаждением приступили к травле.
— Вы только взгляните на нашу помойную принцессу! — хохотали они.
— Почём нынче гнильё, ваше мусорное высочество?! — строили гримасы.
— А что это у вас за духи, леди Ассоль? Не иначе, как «Сток да канава».
Злые слёзы выступили на глазах девушки. Она не была мстительной или недобропамятной, но сейчас желала изо всех сил, чтобы с ними приключилось нечто ужасное.
— За что? — всхлипнув, проговорила она. — Почему вы делаете это со мной?
— Потому что ты дура…
— … и зазнайка…
— … помойная принцесса!
Одна из девушек выхватила у Ассоль корзинку, швырнула наземь и стала топтать с таким трудом выбранные овощи. Другая ударила по руке, в которой были зажаты медяки — всё жалкие сбережения Ассоль — и монеты полетели прямо в придорожную грязь.
Все торговцы и другие покупатели лишь потешались, никто не вступился за бедняжку. И тогда Ассоль, глотая горькие слёзы, ринулась прочь, она бежала, не разбирая дороги, не зная, куда, лишь бы подальше, лишь бы спрятаться от этих злобных девиц.
Завернула в какой-то тёмный проулок, прислонилась к стене и зашлась в горестных рыданиях.
У неё никого нет! Она никому не нужна! Ей остаётся только умереть от стыда и унижения.
Какие теперь принцы и заезжие капитаны?! Тут по улицам не знаешь, как ходить.
Внезапно в проулке стало ещё темнее. Огромная тень перегородила вход. Ассоль показалось, что она слышит тихой шёпот и шелест. Будто сотни ложноножек или щупальца ползут по мелкой гальке.