Грэй не хотел, чтобы Ассоль видела, как он убивает.
========== Глава 13. В глазах чудовища — ты! ==========
Ассоль бежала, не оглядываясь. Страх гнал её вперёд. Нельзя было споткнуться, сбавить ритм, притормозить. Ведь там, за спиной, в заброшенном амбаре, куда притащили её Хин Меннерс с приспешниками, оставалось чудовище. Настоянная в веках, абсолютная глубоководная тьма клубилась в его глазах. И среди того мрака хищно вспыхивали алые отблески. У чудовища не было ног, длинный чёрный плащ переходил в гибкие с присосками щупальца. Они велись, взмётывались вверх, загибались в кольца. Грозили оплести, утащить, раздавить.
Чудовище говорило, оно оказало милость — позволило ей уйти. Дало фору? И вот-вот рванёт следом, чтобы растерзать, уничтожить?
Бежать! Скорее! Нельзя останавлиться!
Пусть нещадно колет в боку, пусть задыхается, пусть ноги уже едва держат.
Бежать!
Но судьба сегодня не знает жалости.
Под ноги попал камень, Ассоль полетела вдоль дороги, потом — покатилась кубарем с небольшого пригорка, обдирая локти, колени, набивая шишки. И упёрлась носом прямо в изношенные башмаки. Такие родные, с прохудившейся подошвой, с тощими ногами в них.
Ассоль обхватила эти ноги, уткнулась лицом в острые колени и зарыдала, громко-громко, горько-горько.
Он присел рядом, сгрёб в охапку, потрепал по рассыпанным, запылённым волосам, проговорил, тяжело переводя дыханье, будто тоже бежал:
— Ну-ну, дураша. — Узкое лицо Эгля было бледным и сосредоточенным. Он помог Ассоль подняться, приобнял за плечи и добавил: — Нужно уходить.
Она лихорадочно закивала:
— Да-да-да! Скорее! Там чудовище! Оно явится и сожрёт! Я видела его глаза!
— В них была ты?
Ассоль испуганно мотнула головой:
— Нет, только тьма и кровавые отсветы. Такие страшные, плохие глаза!
Эгль положил ей руку на талию, поцеловал в лоб и утащил за собой в Незримый Коридор.
Когда они приземлились в центре комнатки маяка, Ассоль даже задохнулась от восторга. Страхи отступили и стали несущественными, потому что душу заполняло сияющее ликование.
— Эгль, — протянула она, — где ты этому научился?
Старик покачал головой и приложил палец к губам: мол, цыц! не спрашивай! И важно ответил:
— У библиотекарей свои секреты. Тебе пока рано знать.
— Но когда-нибудь ты всё же расскажешь и научишь? — защебетала она, обнимая Эгля и кладя ему голову на грудь.
— Кто знает, — лукаво отозвался старик, мягко отстраняя девушку.
Ассоль прикрыла глаза и полной грудью вдохнула запахи родного жилища. С ними становилось тепло, приходила уверенность, убегали кошмары, прятались по норам чудовища. Ассоль чувствовала себя, как человек, очнувшийся от ужасного сна и осознавший, что это был сон.
Вот и она проснулась, и здесь Эгль, и папа, пусть спящий, и всё так славно, родное, а на столе — корзина продуктов и красивый букет.
— Ах! — воскликнула Ассоль, подскочив к гостинцу. — Что это, Эгль? Откуда?
Эгль подошёл, опёрлся о столешницу и, сложив руки на груди, таинственно произнёс:
— Сама взгляни, там записка есть.
Ассоль нырнула пальцами в душистые кущи букета и вытащила на свет сложенные вчетверо листок.
— Он… он благодарит за плащ… — она взволновано прижала письмо к груди. То был первый раз, когда ей писал мужчина. И… почти признавался в любви. А иначе как это понимать? Особенно, цветы.
Она заворожено любовалась пастельными оттенками и изысканной формой венчиков, будто нежной акварелью вырисованных по сочной зелени, осторожно трогала атлас лепестков и млела от восторга.
Красота подарка, забота, которую проявили при его подборе, наполняли сердце теплом и песней. И напрочь выбивали из головы дурные воспоминания. Например, о том, что плащ-то она забыла на пляже во время последней встречи с Грэем.
Всё, что касалось Грэя, никак не вязалось у неё в голове с понятием «хорошее, доброе, красивое». Даже то, что он явился её спасать, не расположило Ассоль к «серому осьминогу». Слишком пугающий, нечеловеческий. Только и умеет, что выпотрашивать, воровать сокровенное, убивать мечту.
Нет-нет, не думать о нём, не подпускать чудовище к тому счастью, что сейчас пушистым котёнком мурчит в ней. Она даже тряхнула головой, чтобы прогнать чёрный ползучий фантом с красными искрами в глазах, что уже поднимался со дна памяти.
— Тебе стоит присмотреться к нему, — загадочно произнёс Эгль.
— К кому? — не сразу поняла Ассоль, разрываемая грустными и радостными мыслями.
— К этому твоему доброжелателю, — повёл рукой в воздухе Эгль.
И тут Ассоль озарило:
— Ты видел его?
Эгль кивнул: он не мог врать ей даже ни на йоту.
— Да, поэтому и говорю: присмотрись. Меня он смог удивить.
— Ах, Эгль! — воскликнула она. — Это так чудесно! Скорее-скорее скажи, какой он?
Эгль улыбнулся:
— Я не мастак описывать, но такие, обычно, девушкам нравятся: интересный, высокий, — он указал на корзину с яствами: — заботливый, опять же.
— Это так чудесно! Так волнующе! — ликовала Ассоль. — Как бы я тоже хотела увидеть его, и смотреть-смотреть, не наглядеться.
— Ну так сходи и посмотри, — Эгль достал из кармана сюртука листовку и протянул Ассоль.
Она впилась глазами в буквы. То было объявление: о вечере танцев на площади у ратуши.
— Сходи, повеселись, развейся. Негоже юной девушке дома сидеть. Коль скоро твой капитан уже здесь, то и тебе стоит чаще на людях бывать. А то ж как он тебя увидит, влюбится и с собой в дальние страны увезёт? — Эгль подмигнул ей и ласково потрепал по щеке.
Но Ассоль вспомнила недавнюю свою стычку на рынке и сникла.
— Не думаю, что для меня хорошая идея выходить в люди, — грустно пробормотала она.
— Хорошая-хорошая, — уверенно произнёс Эгль. — Уж поверь старику. Я чую: твоя сказка близко. Не прослушай её. Вселенная дважды не повторяет.
Ассоль всегда знала, что Эгль — настоящий волшебник: вот он сказал, улыбнулся — и всё засияло. Вернулись сказка и вера, когда точно знаешь, что чудо в твоей жизни обязательно произойдёт. И исчезают все неприятности: вредные девицы с рынка, похитители, жуткий спаситель. Остаются только те, кто любим и дорог, с кем понятно и светло. И радужное сияние чуда на горизонте твоей судьбы, горизонте, до которого непременно доберётся корабль твоей жизни.
Радостная и уверенная Ассоль принялась разбирать гостинцы и раскладывать их по шкафчикам и корзинам. Поставила в воду букет, позволив цветам красиво расположиться в вазе. И комнату тут же наполнил нежный аромат.
Потом они вместе с Эглем готовили ужин, кушали при свечах. А когда закончили, старый библиотекарь поднялся из-за стола, с важным видом взял канделябр и сказал:
— Идём, пора нам разворошить сокровищницу старины Лонгрена!
Ассоль ахнула:
— У отца есть сокровищница?
— У каждого моряка, дитя моё, есть не только скелет в шкафу, — многозначительно заметил Эгль, однако, увидев, как побледнела воспитанница, улыбнулся и подмигнул, успокаивая: — но и заветный сундучок на чулане.
И он действительно нашёлся там, за ворохом ветоши и разного хлама, почти неприметный. Его принесли в крохотную комнатку Ассоль, зажгли все свечи, какие только нашлись, чтобы лучше рассмотреть сокровища, и приступили к ревизии.
О, какие тут нашлись сокровища! Дороже них и не придумаешь! Старенький, почти затёртый снимок, с которого мягко улыбалась миловидная молодая женщина. Эглю не потребовалось объяснять кто это, Ассоль и сама поняла. Прошептав одними губами: «Мамочка!», она прижала изображение к груди и прикрыла глаза. Ей казалось, она слышит тихую песнь, и видит белошвейку, склонившуюся над работой у окошка. На подоконнике полыхает герань, яркий солнечный свет заливает маленькую убого обставленную комнату. Но та женщина была счастлива. Время от времени она прерывалась, клала узкую ладонь на округлый живот и говорила: «Какая же ты резвушка, моя Ассоль».