Там, в амбаре, наказывая похитителей своей нереиды, он специально, изрядно отделав, сохранил жизнь Меннерсу и выпроводил его со словами:
— Иди и доложи своему нанимателю, крысак, что лучше не трогать тех, кто связан с серым осьминогом.
Трактирщик закивал и, проявив изрядную для избитого прыть, кинулся прочь. А Грэй, опьянённый яростью: ублюдки посмели прикасаться моей женщине, затуманенный жаждой крови, упивался убийством. Он выпустил наружу всех своих демонов и позволил им порезвиться вволю. И забыл о главном: чудовище где-то рядом! Оно было близко, невероятно близко, возможно, в том же амбаре. Сливалось с полом или стеной. А он не почуял, профукал, не заметил. И теперь по его и только по его вине погибла невинная женщина.
Грэй ещё раз бросил взгляд на несчастную Милдред. Она так и застыла, протягивая руку к колыбельке. Какой же красивой и чистой была её мечта! Если бы он знал! Если бы он только знал!
«Чтобы изменилось? Ты бы пощадил трактирщика? — ехидничал внутренний голос. — Ты совсем помешался на этой девке! Забыл зачем ты здесь! Теперь оправдывайся не оправдывайся, а жену трактирщика убил ты».
Грэй не спорил. Он целиком и полностью принимал свою вину и не собирался себя прощать.
К Циммеру, где располагался их походный штаб, Грэй вернулся в полном раздрае. Команда смотрела на него и ждала указаний, в молчании застыв вокруг стола, на котором были разложены карты, бумаги, линейки и даже покоился секстант. Обычно в такой ситуации они устраивали мозговой штурм, разрабатывая стратегию и тактику поимки гуингара, но только не сегодня.
Грэй прошёл мимо них, сел за стол, обхватил голову руками и замер. По крайней мере двум людям в Каперне он принёс несчастье — Циммеру и бедняге Меннерсу. Смерти Клэр и Милдред камнем давили на него. Мысли путались, сбивались, роились, как мухи. Пустые, назойливые, болезненные.
Он распустил команду — ожидать дальнейших распоряжений, а сам продолжил сидеть с бессмысленным взглядом, как будто его тоже выпил гуингар.
Циммер поставил рядом с ним чашку кофе и рюмку коньяку, а сам плюхнулся в кресло напротив.
— Давай, выпей, — он кивнул на напитки, — а то тебя за статую можно принять.
Грэй мотнул головой.
— Не стоит беспокойства. Я бесполезный. Только и могу, что приносить беды.
Циммер встал, приблизился, заглянул в глаза друга. Там, в потемневшей радужке, плескалась бескрайняя, как океан, колоссальная, невыносимая для человека боль.
Маг не на шутку испугался.
— Э, парень, так ты долго не протянешь. Пошёл-ка я за зельями, — пробормотал он.
Но Грэй резко схватил его за руку, железно, как сбрендивший автомат.
— Я протяну… не человек… тварь, чуть не убившая собственную мать…
Циммер почувствовал, как внутри поднимается злость. Не на Грэя, на тех, кто основательно надломил его. Он был немного знаком с семьёй Грэя и искренне ненавидел всех этих коронованных особ, сделавших такое с его другом. То, через что заставила Грэя пройти собственная семья — не пожелаешь и врагу.
— Сядь, — почти скомандовал Грэй, и Циммер испугано пристроился рядом на табурете. — Мне надо… Хочу, чтобы ты знал… Ты ведь осуждаешь её… Вы все осуждаете её…
Циммер догадался — кого: Долорес Ангелонскую, прекрасную королеву-мать.
— А между тем… — Грэй говорил с трудом, будто что-то давило ему на грудь, глухо и часто добирая воздух, — … я виноват… Обратился тогда впервые. Она увидела, потеряла сознание. А… потом… когда пришла в себя… не хотела видеть… Но это понятно… Её сын… умер в тот день… чудовище не было… её сыном… Но я рвался… к ней… мне нужно было… Она позволила… на пять минут… я был зол… сказал ей всё… непростительные слова… зачем родила?… я не просил эту силу… что она за мать!.. Она… потребовала: убирайся… во-о-он… не хочу знать… А я… — Грэй вцепился себе в волосы и судорожно воздохнул: — … щупальце… за шею её… над полом… поднял… Потом слегла… а меня… бросили в тюрьму… правильно бро-о-оси-и-ли… там место… убийцам…мне не говорили… никто… как она… я боялся… она уме-е-ерла… каждый день… слушал колокол… панихиду…
И Циммер вдруг понял, что Грэй не умеет плакать, а внутри у него сейчас клокочет истерика. Дальше слушать не стал, рванул за несессером, дрожащими руками накапал зелья и протянул:
— До дна! — потребовал строго, на правах врача, и проследил, чтобы беспокойный пациент выполнил требования.
Потом едва ли не силой заставил прилечь на кушетку и взял руку, слушая пульс. Грэй потихоньку приходил в себя.
Поднятые со дна души, тяжёлые и тёмные тайны, постепенно оседали, возвращались на свои места, уступали место умиротворению.
— Ты так загонишь себя, — дружески пенял Циммер. — Тебе нужно отдохнуть, развлечься.
— Не время развлекаться, — проговорил Грэй. — Видишь, что творится.
— И всё-таки нужно. Рекомендую, как врач, — строго сказал Циммер, и Грэй ранено улыбнулся. А маг продолжил: — Завтра на площади у ратуши ожидается танцевальный вечер. Вот сходи, найди какую-нибудь девицу и развлекись, как следует.
— Эх, Циммер, — печально вздохнул Грэй, закидывая руку за голову и устремляя мечтательный взгляд в потолок, — какая-нибудь девица меня не устроит, а ту, что устроила бы, вряд ли устрою я.
Маг хмыкнул, встал, плеснул себе и Грэю коньяку, протянул бокал и, пригубив, торжественно произнёс:
— Если ты о нашей смотрительнице маяка, — а меня не проведёшь, я уже давно заметил, как ты на неё реагируешь, — так вот, ты совершенно напрасно переживаешь на её счёт. Тебе уже давно следует завести с ней роман. Глядишь, и меньше дури всякой в себе бы таскал. Девчонки — лучшее лекарство от душевных болей и самое сладкое, к тому же.
Грэй мотнул головой.
— Нет, — решительно сказал он, — с Ассоль я так не могу. Она особенная. Она — моя Предначертанная.
— Что?! — Циммер даже подпрыгнул на месте, расплескав коньяк. — Если Предначертанная, так тем более нужно ускорить процесс вашего сближения. Ведь, если я правильно понимаю смысл Предначертания, её тоже должно тянуть к тебе, а значит, она не станет возражать.
— Её не тянет, — грустно признался Грэй, — а я…
— А ты скоро спятишь! — грозно предрёк Циммер. — А потом сдохнешь, и это будет не самая лёгкая смерть. Ты же в курсе, что нельзя сопротивляться Предначертанию?
— Знаю, но лучше умру я, чем потом медленно, но неизбежно будет угасать она. Я видел, что бывает с Предначертанными серых осьминогов.
— Дурак ты, Грэй, — горестно констатировал, — умный вроде, дельный, крутой, но дурак.
— Ещё какой! — вдруг воскликнул Грэй, вскакивая. — Чёрт! Я же сам позвал Ассоль на завтрашний вечер танцев.
— Это же хорошо! — обрадовался Циммер.
— Вовсе нет, — грустно отозвался Грэй. — Я сказал ей, чтобы она пришла туда и объяснилась с капитаном Грином.
Циммер зарычал и затряс головой, как большой пёс, вымочившийся в воде.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — Ты отправил свою Предначертанную объясняться с другим мужчиной. Ты ненормальный?
— Возможно, — согласился Грэй. — То был бы лучший вариант для неё. Только вот незадача: Грин женат. И Ассоль очень расстроится, когда придёт туда и узнает об этом.
— Вот и хорошо! А тут ты! Обогреешь! Утешишь! — Циммер похлопал Грэя по плечу.
— Я не стану утешать её тем способом, о котором ты думаешь. Ассоль — чистая непорочная девушка. Нужно быть последним мерзавцем, чтобы развлечения ради замарать её.
— Да ну — замарать! — усмехнулся Циммер. — Ты, можно сказать, ей честь окажешь. Сам, — он поднял указательный палец вверх, — старший принц Ангелонии обратил на неё внимание! Уж ты-то точно и содержание нормальное положишь и обижать не станешь. Чем плохо?
— А тем, — произнёс Грэй, недобро прищурившись, — что так я поставлю крест на её мечтах.
— Это глупые мечты! Несбыточные! — заметил Циммер.
— Это прекрасные мечты. На таких мечтателях держится мир! — резко ответил Грэй, показывая, что он всё решил и обсуждать своё решение не намерен. — Но на вечер мне всё же придётся пойти. Нужно будет предупредить Ассоль, чтобы не наделала глупостей.