Впервые за долгое время Грэй не противился тьме, а наслаждался ею, как наслаждаются, вкушая запретный плод, прикасаясь к невозможному, овладевая недоступным.
И лишь одно существо понимало его и разделало это ненормальное веселье — галиот «Секрет». То был особенный корабль, живой, наделённый волей и разумом. Водный родственник летучих голландцев, которые строил древний народ — нибелунги.
«Секрет» едва не погиб у своих прежних хозяев, Грэй не просто купил его — выручил из плена, спас жизнь. И с той поры они чувствовали друг друга, как родные. А может, и ближе. Как единое целое. И настроение капитана всегда передавалось кораблю, стоило первому лишь коснуться штурвала.
— Взгляни, как буря, дружище, — радостно прокричал Грэй, направляя «Секрет» в самый эпицентр шторма. — Славная девка! Машет волнами! Дразнится! Давай обуздаем ее! Покажем, кто здесь главный!
Окончание фразы утонуло в диком смехе и вое ветра.
«Секрет» задорно скрипел, желая оседлать волну, подчинить её, усмирить. Он рвался вперёд, и было не ясно кто управляет кем — Грэй кораблём или наоборот.
— Грэй, ты спятил! — орал несчастный Циммер, успевший привязать себя заклинанием к рее. — И твой корабль — тоже!
Ответом ему был лишь демонический хохот «серого осьминога». Наверное, и магу, и команде, которая сейчас попряталась кто куда, не мешало бы взмолиться небу о милосердии. Но они не знали молитв, а здешнее небо не ведало милосердия.
— Мы погибнем! — выл Циммер, глядя, как громадные злые волны швыряют корабль, будто щепку. — Нас по досточке разберёт!
Но Грэй был уже не способен его услышать и тем более внять. Пьяный от рома и бешеной энергии, что, подобно нынешнему шторму, бурлила в нём.
Буря не сдавалась, не покорялась, но капитан и корабль тоже не собирались отступать. «Секрет» опасно кренился, почти ложился то на левый, то на правый бок. Но поднимался вновь и вновь мчался на волны. Будто то — лишь бесшабашный аттракцион, «сумасшедшие горки», а он сам — не большой важный корабль — а беспечный ребёнок, который ищет острых ощущений. Он скрипел, стонал, громыхал, но не собирался разваливаться. Будто бросал вызов, будто говорил всем своим видом: и не из таких штормов выбирались.
Вот только Циммер устал от творящегося безумия, вымок и замёрз.
— Всё, пора заканчивать это нелепое представление! — пробормотал он, сообразив, что до пьяного сбрендившего Грэя не докричаться, и решил действовать сам, спешно зашептав заклинания.
Но не только полоумный капитан этого судна смеялся над ним, издевалась сама магия, не желая подчиняться. А шторм, между тем, всё набирал силу и затихать не собирался. Словно сам океан обиделся, что его потревожили в такой час, и намеревался как следует проучить беспокойных малявок.
И тогда маг испугался не на шутку.
— Грэй, мать твою, Грэй! Услышь меня! — закричал он во всю глотку.
Тот лишь недовольно огрызнулся в ответ:
— Не говори под руку! Особенно, когда я выполняю опасный манёвр!
— Грэй! — Циммер сходил с ума от отчаяния и невозможности достучаться до «серого осьминога». — Это уже настоящий шторм! Я не контролирую его! Игры кончились!
Слова врезались в спину вместе с осколками стекол разбитых вдребезги иллюминаторов. Вода пробила обшивку и ринулась в трюмы, мачты выли и качались, будто деревца на ветру.
«Секрету» тоже стало не до веселья. Он послал своему капитану и другу сигнал бедствия. И если Циммера Грэй слушал вполуха, то собственный корабль не услышать просто не мог.
Бутылка полетела за борт, Грэй мгновенно протрезвел, посерьёзнел, обеими руками схватился за штурвал и заорал:
— Все сюда, ленивые ублюдки! Кто собирается отсидеться — лучше сразу сами прыгайте за борт!
Впрочем, команда и не собиралась увиливать от обязанностей. Они выполняли команды капитана чётко и выверено, никому не приходило в голову оспаривать какой-либо приказ. Ведь от того, как правильно будут исполнены распоряжения, зависела их жизнь.
Даже Циммер, охваченный всеобщей деловитостью, не остался в стороне. Он стал рядом с Грэем и по мере сил старался утихомирить бурю и удержать наплаву раненный корабль.
Непогодь улеглась к утру.
Хотя рассвета мореходы не увидели — всё вокруг застилали клубы густого зеленоватого тумана, в котором то там, то там вспыхивали и гасли ярко-зелёные и фиолетовые огоньки.
Туман имел сладковатый дурманящий запах, он вызывал лёгкое головокружение и совершенно неуместную эйфорию. Хотелось петь, танцевать, смеяться и совершать глупости. Что и сделали двое матросов, обнявшись, с песнями и прибаутками выпрыгнули за борт. Найти их не представлялось возможным, туман загустел ещё сильнее, теперь Грэй даже не видел собственных рук, лежащих на колесе штурвала.
Только его и Циммера не коснулось ненормальная весёлость.
Голос Грэя и без того низкий, с бархатистыми нотками, сейчас и вовсе звучал, как сквозь вату:
— Сохрани команду! Запри их в трюме! Делай, что хочешь! Но больше — ни одной смерти!
Циммер понял и моментально кинулся выполнять: навёл на матросов колдовскую дремоту, и те попадали, где их застало заклинание, и тотчас же уснули.
Сам маг отошёл подальше и постарался не мешать капитану.
Грэй же во все глаза высматривал среди призрачных недобрых звёзд одну — главную, путеводную. Он знал: её свет пройдёт через любой туман, победит даже самый густой мрак, прорвётся через любую завесу.
И свет дошёл. Сначала неяркий, едва заметный, но с каждой минутой он всё креп, набирал мощь, разгонял призраков и чудовищ.
Там далеко, его нереида, его единственная, зажгла огонь на маяке. Звала его, ждала его, волновалась о нём.
И теперь сердце наполнялось чистой благодарностью и спокойной светлой любовью, той, которой не нужны штормы и бури, потому что она не терзает, а утешает истосковавшуюся душу.
Грэю казалось, что тёплые ладошки легли на плечи и ласковый голосок попросил:
— Вернись ко мне!
Грэй улыбнулся, зажмурился от щемящего чувства нужности и прошептал, задыхаясь от нежности:
— Я иду, моя нереида.
«Секрет» тоже почуял свет, распознал выход и рванул туда, где мерцал и манил заветный огонёк.
Но чем ближе становился берег, тем чётче Грэй понимал, как ошибся, сколько времени потратил впустую.
— Идиот! — клял он себя. — Как можно было не понять!
Конечно же, такая мечта, как эта, что пробилась даже сквозь морок, сквозь недобрый сводящий с ума туман, и могла привлечь в Каперну гуингара.
А он ещё насмехался: мол, глупые девичьи фантазии.
Но что может быть ярче, чище, прекраснее их?
Теперь он спешил, сердце колотилось где-то в горле от боязни не успеть, от страха увидеть пустые остекленевшие глаза.
И «Секрет», чувствуя его состояние, птицей летел вперёд.
— Прости меня, Ассоль! Я — самовлюблённый идиот и слепец — подверг тебя такой опасности! — лихорадочно бормотал Грэй. — Только дождись! — умолял он свою незримую нереиду. И почему верил: она слышит, она жива, с нею всё будет хорошо.
Он в тысячный раз обещал себе, что если успеет, никогда больше не станет смеяться над грёзами юных смотрительниц маяка.
Впрочем, смеяться ему придётся вряд ли. Это он понял сразу, когда они вырвались из плена тумана, и впереди замаячили уже привычные очертания береговой линии. Тогда-то Грэй и услышал гуингара: чудовище издавало тонкий приятный звук — победный клич. И «серый осьминог» чётко слышал в этом ликующем вопле мощь и превосходство, и отлично понимал: ему не выжить. Но и чудовищу он не позволит больше убивать женщин и поглощать их мечты.