— Говорят, собираются сжечь ведьму…
Грэй подскочил, как ужаленный, наплевав на своё плохое самочувствие, потому что его озарила ужасная догадка.
— Мне надо на палубу… — сказал он, вцепливаясь в изголовье кровати, — хочу… видеть…сам…
— Исключено! — поднялся ему навстречу грозный Циммер. — У тебя — строгий постельный режим.
— Плевать… отведи…
Циммер знал, что спорить с Грэем бесполезно. Поэтому сделал то, что мог — подставил плечо и помог другу выбраться на палубу.
Грэй замер, поражённый зрелищем: боты, лодочки, ялики, полные весёлых, нарядно одетых людей, проплывали мимо «Секрета».
Капитан окликнул ближайшее судёнышко, и пассажиры того, перебивая друг друга, взахлёб, объяснили: мол-де, в Каперне завелась ведьма. Она накликала на посёлок большую беду. Из-за неё погибло много славных людей.
— А прикидывалась, говорят, невинной овечкой, — проговорил рулевой, махая рукой в сторону видневшегося маяка, — за маяком присматривала… Сказывают, она собственного отца опоила чем-то, что бедняга уснул и только недавно пробудился… А сама, — мужчина перешёл на торжественный шёпот, — с морским дьяволом путалась. Одно слово — ведьма!
Женщины, бывшие с ним в лодке, заахали и закрестились.
Грэй же — даже на месте подпрыгнул, когда, наконец, дошло, о ком речь.
Ассоль! Он всё-таки погубил её. Умирать вздумал, а последствия не просчитал.
Схватившись за борт, чтобы не упасть, он повернулся к Циммеру и сказал тоном, не терпящим возражений:
— Мне нужно самое мощное зелье, из всех, что у тебя есть. Мы немедленно отплываем в Каперну, и я должен быть во всеоружии.
— А больше тебе ничего не надо? — съехидничал Циммер, делая вид, что записывает распоряжения в невидимый блокнот.
— Надо. Алые паруса. Сможешь? Только учти — цвет надо именно алый. Чистый, яркий. Самый алый, какой ты только можешь себе представить.
— Грэй, яд гуингара сказался на твоих умственных способностях? — с притворной заботой поинтересовался Циммер. — Ты следует лежать в постели, ровно, как линия на листе. Я и так сделал почти невозможное и отбил тебя у старухи с косой.
— Значит, сделай совсем невозможное. Я прошу немного — всего-то несколько часов. Завтра до рассвета. А потом — я твой пациент.
— А потом — ты труп.
— Это мы ещё посмотрим, — упрямо заявил Грэй, выпрямляясь и гордо вскидывая голову.
Однако добраться до каюты гордец сам не смог.
Пока Циммер колдовал над зельем, Грэй, так быстро, как позволяли силы, облачался в форму главы «серых осьминогов».
Вскоре зелье было готово и удалось на славу: лишь пригубив его, Грэй почувствовал небывалый прилив сил.
И не беда, что Циммер недовольно ворчал и грозил тем, что Грэю такой эксперимент дорого обойдётся. Тот знал, что теперь задуманное получится.
И когда «Секрет», приосанившись, наполнил алые паруса ветром, Грэй встал к штурвалу и направил свой корабль в Каперну.
В этот раз он не собирался таиться.
========== Глава 19. Да свершится предначертанное! ==========
Ассоль так и осталась рыдать на берегу пещерного озера. Она чувствовала себя глубоко несчастной — только обрела любовь и тут же потеряла. Нужно же быть такой дурой! Не разглядеть, не заметить свою судьбу. Кто знает, может быть, сейчас они с Грэем уже бы уплывали к чудесному острову, покрытому цветущими абрикосами.
Глупая, глупая Ассоль.
Она не услышала голосов, хотя в пещеру ввалилась целая толпа с факелами и оружием.
Очнулась, лишь когда чьи-то грубые руки бесцеремонно дёрнули её вверх и скрутили ей руки за спиной.
Эгль суетился рядом.
— Это недоразумение! Моя девочка не могла!.. — бормотал он, пытаясь неловко отбить девушку у стражников, которые тащили безразличную заплаканную Ассоль к выходу.
— Наговор! — не унимался Эгль. — Сами сходите на маяк. Лонгрен живее всех живых.
Словно в подтверждение их слов, из-за ближайшего валуна выпрыгнул, ревя как взбешённый океан, старый моряк с огромным гарпуном наперевес. Для человека, который долгое время пролежал без движения, он был поразительно активен и бодр.
— Немедленно отпустите мою дочь, иначе придётся иметь дело со мной! — заорал он так грозно, недвусмысленно размахивая гарпуном, что бравые стражники попятились, ослабили хватку, и девушка безвольной тряпичной куклой упала на прибрежный песок.
Лонгрен тотчас же бросился к ней, упал рядом на колени, сгрёб в охапку и стал баюкать, как в детстве, заверяя, что всё будет хорошо.
Но она упрямо мотала головой.
— Не будет! Не надо мне хорошо… Без него — ничего не надо.
И завыла — ранено, отчаянно, безутешно.
— Как же долго я проспал, — пенял себе Лонгрен, — моя девочка успела вырасти и разбить своё сердце…
— Папа… пусти… хочу умереть… не спасай… больше не надо спасений, — заходилась в рыданиях Ассоль.
Тут подоспел старейшина. Пыхтя и отфыркиваясь, он добрался-таки к месту, где развернулась трагедия, и завопил на стражников:
— Чего стали, увальни! Вяжите и старика, и этого полоумного библиотекаря! Давно пора очистить Каперну от этого сброда.
Стражники двинулись, было, к Ассоль, но Лонгрен поднялся им навстречу, непреступный, как скала, опасный, как рифы. Однако Эгль оказался проворнее: он подскочил к старому моряку, обхватил того за шею и утащил куда-то в зеленоватое марево.
Ассоль осталась одна с разъярённым старейшиной и его приспешниками. Она не сопротивлялась, когда её сковывали цепями. Шла покорно, понуро свесив голову и не реагируя на тычки конвоиров, подгонявших её.
В Каперне Ассоль посадили в клетку, как зверька, и оставили на площади у ратуши, где ещё недавно был тот памятный танцевальный вечер. Старейшина же велел везде трубить о Большом Огне, в котором поутру сгорит самая страшная ведьма всех времён и народов. Ассоль не спорила с ними: ведьма так ведьма, сгореть так сгореть. Какая теперь разница.
Она лежала на грязной соломенной подстилке и смотрела на звёзды. Они упорно складывали не в созвездия, а в одно единственное имя — Грэй.
Ассоль думала: будь ты жив, я бы написала тебе послание звёздами, и ты бы обязательно прочёл его и примчался за мной. Но тебя нет, так зачем мне теперь звёзды. Как они смеют блистать и сверкать так ярко в мире, где нет тебя?
Она разлюбила звёзды. Закрыла глаза, чтобы не видеть их. Она вспомнила отца — вот защитник и подлинный герой! Душу наполнило тепло. И Эгль. Правильно, что увёл именно Лонгрена, а не её. Она бы очень разозлись на учителя, будь всё иначе. И сейчас Ассоль, как ни странно, была благодарна родным, что никто из них не пытался её спасти или вытащить из этой клетки.
Утром она умрёт, и там, по ту сторону жизни, встретит его, чтобы уже никогда не расставаться. Размышляя так, она уснула почти счастливой.
Разбудили её рабочие и холодный утренний туман. Мрачные типы деловито устанавливали посреди площади большой столб и раскладывали вокруг хворост, щедро поливая тот керосином, чтобы горело ярко и уж наверняка.
Керосином плеснули и на неё.
И тогда Ассоль стало страшно — смерть в огне тяжела и мучительна. Ей будет очень больно. Она подтянула колени к груди, обняла их, спрятала лицо и тихо заплакала. Нужно переплакать сейчас, перебояться, пережалеть себя, чтобы потом не развлекать публику видом своего отчаяния.
Поднималось солнце, площадь наполнялась людьми, столб указывал в посеревшее небо чёрным перстом.
Клетку открыли, Ассоль вывели под улюлюканье толпы, привязали к столбу, лицом к морю, на которое она так любила смотреть, ожидая свой корабль. И когда палачи расступились, взору девушки предстала просто восхитительная картина — по солнечной дорожке, сверкающей, будто усыпанной бриллиантами, протянувшейся от порта до самого горизонта, бежал корабль. Его паруса были алее зори и лепестков роз.
Ассоль счастливо рассмеялась, и собравшихся напугал её смех: совсем девица умом тронулась, нужно скорее приговор вершить. Так стали гомонить вокруг. А потом кто-то крикнул: