Выбрать главу

Буря ушла, недовольная им. А солнце выбиралось на пост с ленцой.

Но всё же день занимался, а с ним приходили и новые заботы. Поэтому все тёмные мысли следовало оставить ночи, очистить голову и обратиться к проблемам более насущным. Например, где поместить штаб, чтобы несильно привлекать внимание? Насколько он знал Циммера, тот любил шумные компании. А значит, никого не увидит появление множества людей в его доме. Так что участь мага на ближайшую неделю, а может и пару, была бесцеремонно предрешена главой «Серых осьминогов». Приговор обжалованию не подлежал.

Грэй заколотил в дверь и заорал:

— Эй, Циммер, твоё ж магичество, так-то ты встречаешь старых друзей?!

На балконе, приглаживая волосы и запахивая шёлковый халат, появился довольно тучный мужчина с красным круглым лицом. Выбрав в балконном садике крупный горшок с геранью, он запустил свой растительный снаряд прямо в голову непрошеного гостя. Вернее, целился в голову, но Грэй ловко увернулся и отпрыгнул, когда град осколков отрикошетил от мостовой. Потом собрал заклинанием горшок, вернул в него растение и отправил обратно. И оказался куда более метким.

— Совсем осатанел! — возмущённо прокричал в ответ Циммер, хватая герань и заваливаясь вместе с нею на спину. — В людей цветами кидаешься?

— Я думал, ты уронил, — отозвался Грэй, расплываясь в улыбке. В зелёных омутах его глаз вовсю резвились бесенята. — Вернул имущество хозяину. И ты, цветовод, долго будешь держать гостя на пороге? Открывай уже.

Бурча и посылая на голову Грэя все кары небесные, Циммер исчез с балкона, но вскоре появился в дверях. Оглянулся по сторонам, цапнул Грэя и втянул его внутрь.

Тут друзья крепко обнялись.

— Умеешь ты эффектно появиться, чертяка, — уже без всякой злобы ворчал Циммер, увлекая старого приятеля в гостиную.

— Чтобы запоминали и не расслаблялись, — отвечал Грэй, осматриваясь. С момента их последней встречи, состоявшейся далеко от здешних краёв, прошло пять лет, и за прошедшие годы Циммер не только раздобрел в поясе, но и оброс вещами и безделушками, многие из которых аристократу-Грэю казались вопиющей безвкусицей — все эти пухлые ангелочки, позолота и прочая мишура.

Грэй поморщился от обилия малинового, розового и золотого, и счёл, что уставить глаза в пол будет куда более благоразумным. По крайней мере там паркет как паркет.

— Ты чего решил перебраться из славного Лисса в такую дыру, как Каперна, и зачем натащил в дом весь этот мещанский хлам?

Циммер печально вздохнул, подошёл к шкафчику, достал бутылку виски, разлил по бокалам и, протянув один Грэю, сказал:

— Это всё прихоти Клэр. Я лишь безвольный раб её желаний.

— А Клэр… — Грэй повёл бокалом в воздухе, обозначая вопрос.

— Моя жена. Мы женаты всего пару месяцев, а она уже из меня верёвки вьёт, — он завёл глаза под лоб, показывая тем самым, как тяжко ему живётся. Хотя сытое и довольное лицо его просто кричало об обратном.

— А она сейчас здесь? — немного испуганно переспросил Грэй, представив, что почтенная женщина могла стать свидетельницей его недавнего представления с криками и грохотом в дверь, и покраснел. Даже бронзовый загар не смог спрятать краску смущения у него на щеках.

— Нет, — поспешил успокоить его Циммер, — Клэр сегодня ночевала у родителей. В паре кварталов отсюда.

— А как скоро собирается вернуться?

Циммер пожал пухлыми плечами:

— Не могу сказать. Пока что моя драгоценная тёща приболела, и Клэр вынуждена ходить за ней, как квочка за цыплёнком. Это может продлиться и три дня, и целый месяц.

— Нужно, чтобы твоя тёща поболела как можно дольше, а жена хотя бы пару недель не появилась в этом доме.

— Ты спятил, — Циммер даже округлил глаза, — если предлагаешь мне такое.

— Я не предлагаю, я говорю, что мне «нужно».

— А больше тебе ничего не нужно?

Грэй задумался, а потом ответил:

— Пожалуй, разбить вон того ангелочка. Его пропорции оскорбляют моё чувство прекрасного. Скульптору, который его ваял, следовало бы отрубить руки. По локоть.

Циммер проследил за его взглядом, хохотнул и сказал:

— Ангелочка отдаю тебе на растерзание, он и меня бесит, а вот с домом и моими родственниками — ничего не выйдет.

Грэй покачал бокал, глядя, как виски плещется о край, и сказал строго и немного расстроено оттого, что людям приходится объяснять прописные истины:

— Как ты понимаешь, я сюда не виски твой пить приехал и не развлекаться. В Каперне гуингар. Сигнал поступил вчера, и любое промедление сейчас, в буквальном смысле, смерти подобно. Поэтому на время проведения операции я экспроприирую данное здание. Если тебе станет легче, мы можем составить официальные бумаги.

Добродушное расположение мигом улетучилось с круглого щекастого лица Циммера.

— Грэй, — сухо сказал он, — я тебя очень уважаю. Ты крутой парень и большой молодец, что ловишь этих гадов. Но иногда ты переходишь всякую грань и провоцируешь на откровенную ненависть.

— Это уже твоё право. Запретить тебе меня ненавидеть я не могу. Поэтому заканчивай свои показательные выступления. Лучше покажи мне, в какой комнате я смогу расположить штаб и вели подать завтрак. Я голоден, как тысяча морских демонов.

Циммер встал, демонстрируя крайнюю степень недовольства, и процедил:

— Не ожидал от тебя такого по отношению ко мне. А как же наша дружба? И всё-то добро, что я делал тебе?

Грэй сощурился, хмыкнул, закинул ногу за ногу и сомкнул тонкие пальцы над коленом.

— Меня всегда удивляло и ставило в тупик людское избирательное добро, — сказал он. — Вот явись я к тебе и предложи закатить попойку, как в старые времена, или реши отгулять пропущенный мальчишник, ты бы с радостью согласился. И нашёлся бы повод, предлог и даже нужное зелье, чтобы удержать тёщу в постели, а жену — подальше от дома. Но когда я говорю, что мне нужно по делу, ты закатываешь истерику, ненавидишь и недоволен. Я отказываюсь такое понимать и принимать.

Циммер вздохнул:

— Годы идут, а ты не меняешься, Грэй. Но тебе и не понять. Ты уже давным-давно одиночка, для которого существует только один закон — свой собственный. И своя мера справедливости. Но они в корне отличаются от тех, что приняты в обществе. А здесь, увы, приходится выбирать: или делать добро родным и близким и быть хорошим только в их глазах, или тратить добро на каждого встречного-поперечного, и в результате самому оставаться ни с чем. И всё равно быть недостаточно хорошим для других, потому что на всех не напасёшься. Поэтому да, приходится выбирать. Но, я готов помочь и смириться. И даже приношу извинения за резкость.

Грэя крайне смущало, когда дорогие и близкие люди извинялись перед ним. В таких случаях он всегда терялся, тушевался, начинал лихорадочно возвращать извинения, чувствуя себя кругом виноватым и очень плохим.

Сейчас он тоже поспешил извиниться в ответ, за то, что причиняет неудобства и требует к себе повышенного внимания.

Циммер извинения принял, похлопал друга по плечу и уже почти любовно проговорил:

— И всё-таки ты ненормальный, Грэй. И понимать тебя также просто, как эти ваши карты морских глубин.

— Конечно, ненормальный, — печально согласился он. — Ошибка природы, мутант, оборотень.

И Циммер, должно быть, сообразив, что разговор вырулил в очень болезненное для друга русло и, будучи по натуре незлобивым и жалостливым, отчего и стал покровителем, поспешил перевести разговор на новые и более весёлые рельсы.

— Кстати, — начал он, — как увидел тебя, сразу хотел сказать: будь осторожен! У нас тут тебя невеста поджидает. Вся Каперна знает, что за ней обязательно приплывёт капитан Грэй. Так что держи ухо востро, а-то как бы тебе не пришлось вешать на «Секрет» алые паруса и просить её руки на площади перед ратушей.