Думаю, умные родители всегда понимают, с кем имеют дело, кого можно воспитывать в углу, а кого нет. Лилю было нельзя, вот они и старались сохранить мир в семье, делали вид, что у них не нахальная девчонка, не «плохая девочка», а просто такой непосредственный ребенок, самый лучший, лучше других. Лилю очень любили, любовались ею, баловали. Маленькая разбойница из сказки правильно говорила: «Детей надо баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники». То есть независимые, смелые, уверенные в себе люди.
Вообще-то у них в семье не одна девочка, а две девочки — Лиля и Эльза. Другие родители на их месте больше любили бы Эльзу, младшую. Лиля — крупная, рыжая, кареглазая, с тяжелым взглядом. Эльза — пухлая голубоглазая блондинка в облаке кудряшек, в точности как немецкая кукла или фарфоровый ангелочек. Прелесть, тем более младшая. Но у них отчего-то Лиля — главный ребенок. Может быть, потому что Лиля всегда была нестеснительная, самоуверенная, она из тех детей, кто встанет на стул и прочтет стихотворение… Таких детей все родители обожают и гордятся ими, и это — несправедливо! Потому что другие, которые так не могут, они не хуже!
Все знают, что старший ребенок обычно бывает независимым, упрямым, а младший ребенок мягче, уступчивее, принимает нужную форму, как диванная подушка. И у них в семье именно так: Лиля была сильная, а Эльза — нежная.
Пять лет — это очень большая разница в детстве, просто огромная. Например, Лиле десять, Эльзе пять, и тогда Лиля почти как мама для маленькой Эльзы, тем более Лиля раннего развития, к десяти годам была уже почти девушка. Но нет, Лиля не собиралась быть Эльзе мамой и вообще не собиралась никого опекать, кроме себя самой. Правильно это или нет? Для самого человека хорошо, правильно.
Знаете, как она обращалась с бедной фарфоровой малышкой Эльзой? Лиля как бы ею полностью владела. Лиля запугивала Эльзу: если Эльза немедленно не выполнит ее приказ, то Лиля превратит ее в кошку, в лампу, во что захочет. «Крэкс!» — грозно произносила Лиля и взмахивала «волшебной палочкой», и Эльза бежала выполнять приказание. Вообще-то у Лили такое лицо, что я бы тоже побежала выполнять ее приказ… Не то чтобы у нее очень строгое лицо, а просто такое… что попробуй не выполни. Не хотела бы я быть Лилиной младшей сестрой, Лиля и так властная, а еще и быть с ней младшей — вообще все пропало, слушайся, и все тут.
Это «крэкс!» у них была не случайная и сразу же забытая шутка, а повторялось много раз, пока мама не заметила, что с одним ее ребенком что-то не так, — маленькая Эльза явно чего-то боится и страдает. И все открылось. Надеюсь, что Лиле сильно попало, но не уверена, — непохоже, что ее вообще когда-нибудь наказывали.
Это, конечно, игра — «крэкс!»[1], детские штучки. Но ведь это вовсе не детские штучки, это жестоко!.. Считается, что дети часто бывают жестокими, просто потому, что они дети и это им вроде как свойственно. Но я сама еще так недавно была «дети», что совершенно точно знаю — ничего подобного. Это заблуждение взрослых, которые все про себя забыли. Просто кто-то бывает жестоким, а кто-то нет, и это уже навсегда.
Эльза боялась, а Лиля наслаждалась своей властью, в Лиле сразу же, с рождения, было заложено чувство собственной избранности, главности, такое уверенное «мне — можно». Это плохо.
Но ведь это только на первый взгляд плохо! Просто люди боятся говорить себе «мне — можно, я не такая, как все». Потому что — а вдруг окажешься такой, как все, вдруг не хватит воли, характера, красоты, чтобы эти свои претензии оправдать? Но ведь собственные претензии — это единственный шанс получить то, о чем мечтаешь. А если нет претензий, так и будешь трусить по обочине жизни.
Как-то раз Лилина мама, Елена Юльевна, повезла Лилю и Эльзу в Европу на каникулы. Она собиралась получить удовольствие от путешествия, чинно осматривать достопримечательности с детьми, пить воды, в общем, все должно было происходить мило и благородно, как только и может быть у такой милой и благородной дамы с детьми. Но оказалось, что она — не с детьми. Оказалось, что рядом с ней не ребенок, а какой-то горшок с медом, приманивающий пчел! Они ехали по Европе, а за ними вился клубок страстей.
Интересно, сказала ли Лилина мама Лилиному папе, когда они вернулись домой: «Должна признаться, меня беспокоит Лиля… Стоило мне заснуть, как Лиля тихонько открыла дверь, выскользнула из купе, прокралась мимо меня и полночи кокетничала с офицерами в коридоре! Что же, мне нужно было ее к себе привязывать?»
1
Эльза рассказала, как девочки-сестры играют в эту игру, в своей автобиографической повести. Это не мемуары, а художественная проза, но девочки так похожи на Лилю и Эльзу и младшая так страдает, что, очевидно, это правда — такое про себя не придумаешь.