Снова стало зябко, и какие-то червяки зашевелились в животе. "Наверное, лепешка на сухомятку нехорошо легла", – успокаивал себя он, – "а это, это… мало ли Иванов в России-матушке? Чай, куда ни плюнь – в Ивана попадешь". Он и сплюнул эти тревожные мысли себе под ноги, но как-то так неловко, что прям себе на лапоть. Попытался улыбнуться: "Ну вот, гляди. И впрямь куда ни плюнь – в Ивана попадешь". Но улыбки не вышло, а вышло что-то кривое, от чего стало еще тревожнее на душе. Иван снова вышел на дорогу, но через пару метров опять остановился, на этот раз что-то холодное ударило его в районе паха. Он стал рассматривать, что же это такое, и тотчас понял – перед ним был каменный крест. Одно "но" смутило Ивана и испугало. Да, именно испугало, он готов был признаться любому человеку, оказавшемуся рядом. ("Ну хоть кто-нибудь оказался бы рядом!") Крест был перевернут, и его перекладина почти касалась земли, а основание смотрело в темнеющее небо, заваленное туманом. Это было в корне неправильно, не по-христиански.
"И кто это крест так поставил?" – задался вопросом Иван, – "И, как странно, опять посредь дороги. Что за бесовщина?". Иван покрестился и снова с мольбой во взгляде уставился в небо: "Отче, отче, почто ты меня всякими страхами мучишь? Клянусь, клянусь, что исправлюсь, буду праведен, только избави меня от этого, ведь уже смеркается, отче, не покинь раба твоего. Не изводи, прошу отче, смилуйся. Не беспокой разум мой, будь же милосерд, а то сойду с ума. Кто о жёнке моей позаботится?" – и он поцеловал оловянный крестик, висевший у него на шее. С очень тревожным чувством обошел крест и двинулся было дальше, как наткнулся на очередной, торчащий из земли. Этот был побольше предыдущего, но деревянный и опять перевернутый вверх тормашками. Иван уже в сотый раз кажется за этот нескончаемый день перекрестился и пошел дальше. И снова наткнулся на крест. Выпучив глаза, стал метаться. Через каждые несколько шагов снова и снова натыкаясь на кресты, или могильные плиты.
"Боже, это что же делается, они кладбище посредь дороги устроили что ли? Да и когда успели? Ведь только с утра по этой дороге ехал." А от следующей мысли ему вообще стало не по себе – "Кто это – они?"
Пока он тщетно пытался изжить из своей головы эту мысль, его взгляд тягуче ползал по перевернутой гранитной плите под ногами. Надписи на ней поросли мхом и его глазам приходилось переползать с одного места на другое за отсутствием возможности зацепиться за какое-нибудь слово. Но внезапно его взор уловил что-то – это было какое-то движение. Земля перед плитой будто бы шевельнулась.
"Они-они-они-они…" – дурацкая идея стучалась мощным волосатым кулаком в хлипкую дверь его несчастной черепушки в такт все ускоряющемуся ритму сердца.
Земля перед могилой еще раз шевельнулась, а Иван, стоявший в сгущавшихся туманных сумерках, положил на себя (да, да, опять и снова) невразумительное крестное знаменье (Ну любит главный герой креститься). Не в силах сделать шаг, Иван смотрел завороженным взором на этот взбухающий холмик. Нет-нет, ему не кажется, он даже протер глаза, на это ему достало сил. Вот по холмику пошли трещины, которые медленно раскрывались, словно надуваемые мехами откуда-то из-под земли. И постепенно, осыпая с себя грязь, из-под земли показалось нечто черное. Иван с перепугу решил, что сам черт явил ему свой лик, и стал креститься сам и крестить землю, по которой начинало расползаться что-то зловещее, покрытое мглой, оттененной надвигавшимися сумерками. Вот чернота сбросила с себя все комья земли и превратилась в… ворону, которая, расправив крылья и встав на лапки на краю образовавшейся ямки, посмотрела в сторону Ивана и раскрыла клюв.
"Если ща заговорит со мной, то мне точно – каюк", – выплеснулось откуда-то из глубин его котелка, и он замер в каком-то первобытном трепете перед убогой маленькой птицей.
Из открытого рта птицы что-то высыпалось…
"Это что, земля из нее прет?" – невольно вздрогнул Иван, ожидавший совсем другого.
А птица слегка похлопывая крыльями и делая отрыгивающие движения, извергала все новые и новые порции земли из своего чрева. Иван завороженным взором продолжал смотреть на необъяснимый спектакль, разыгрывающийся перед ним. А ворона смотрела на него, продолжая отрыгивать землю. И Иван в какой-то безотчетной надежде следил за каждым ее движением, словно знал, что когда она избавится от забивающей ей горло земли, она скажет ему (непременно скажет, он был готов поклясться на Библии, будь она под рукой в данный момент) как выбраться из этого злосчастно тумана на дорогу к его родной деревне. Горка земли уже была размером с саму ворону, как вдруг птица судорожно дернулась и свалилась на эту самую горку, обняв ее крыльями, как давно потерянную и внезапно обретенную подругу.