— Зачем?
— Чтобы избежать воровства компьютерной техники, мы обязали всех, уходя, запирать свой кабинет или лабораторию.
Они пересекли зал и очутились у двери со вставленным новым стеклом. Рогульский открыл ее и провел Поля в виварий.
Это помещение без окон освещалось неоновыми лампами. На стенах, до которых еще не дошли руки уборщиков, красовались лозунги защитников животных. Оглядев эту пустую комнату, Полю почудилось, что он видит женщину в черном проникающую сюда глубокой ночью. Он не смог бы сказать отчего он видит именно женщину, и тем не менее с самого начала операции вопреки всякой логике это было так.
— Мы не размещаем тут животных, пока не укрепят входную дверь, — хмуро уточнил Рогульский.
Поль читал надписи на стенах. Как и указывалось в докладе, одни располагались выше, другие ниже, одни были выведены печатными буквами, остальные нет.
— Написано по-английски, — заметил Поль.
— Да, но, похоже, это ничего не объясняет. По всей Европе полно групп вроде антиглобалистов, которые пользуются английским. Когда я был молод, здешние противники войны во Вьетнаме тоже кричали: «US go home!»
Поль взглянул на Рогульского. Он с трудом представлял себе, как профессор выкрикивает лозунги против американского империализма. Да, но был ли вообще выбор в коммунистической Польше?
— Что стало с животными?
— Нам понадобилось три дня, чтобы решить проблему. Вся округа кишела мышами, и их пришлось отравить. Крысы сбежались в булочную и вызвали настоящую панику. Обезьяны далеко не ушли, а одна умерла прямо здесь, даже не добравшись до двери. Одни только кошки пропали.
Поль вдруг принял заинтересованный вид и достал из кармана блокнот.
— Итак, есть животные, которых вы не смогли отловить. Как я понимаю, они и сейчас где-то бродят?
— Да, две кошки, — подтвердил Рогульский, пожимая плечами.
— Простите, профессор, но это как раз то, что больше всего интересует мое агентство. Бесконтрольный контакт животных или материалов, используемых для биологических опытов, с природной средой может иметь серьезные последствия. В вашем случае, возможно, животные не представляют никакой опасности, но для полной уверенности мне необходимо точно знать характер исследований и экспериментов, в которых они участвовали.
Рогульский продемонстрировал всем своим видом, что это явно нелепые предосторожности, но долгая жизнь наверняка приучила его подчиняться абсурдным распоряжениям. Властный тон Поля отбил у него желание спорить и, казалось, снял последние подозрения насчет его личности. Все эти контролирующие органы вечно лезут из кожи вон и все-таки попадают впросак.
— Что именно вы хотите узнать? — спросил профессор с видом побежденного.
— Какие работы вы здесь ведете и что в лаборатории представляет опасность.
Рогульский пошарил в карманах и обнаружил, что у него нет сигарет.
— Вернемся в мой кабинет, там нам будет удобнее, — предложил он.
Едва усевшись в кресло, он стал выдвигать ящики стола, нашел, наконец, немного примятую сигарету темного табака и жадно закурил.
Поль скрестил ноги и пристроил на коленях блокнот, готовясь записывать.
— Как ясно из самого названия, — начал Рогульский, — моя лаборатория занимается молекулярной генетикой, если хотите биохимией генома. Не судите о нас по зданию: мы работаем на уровне самых передовых центров.
Рогульский указал на висящие на стене дипломы:
— Вот лишь некоторые из наград, которых мы удостоились. Если вас это заинтересует, я дам вам копии статей из «Нейчур» или «Ланцета», посвященные нашим последним публикациям.
Оттого ли, что профессор вернулся к любимому делу, оттого ли, что перестал сомневаться в Поле, но теперь он уже не сидел с затравленным видом и даже улыбался.
— Прочту с удовольствием, — сказал Поль. — А пока не могли бы вы в нескольких словах очертить основное направление ваших исследований?
— Главная наша тема — это генетическая стабильность, — ответил профессор, чертя по воздуху сигаретой. — Мы хотим понять, почему некоторые живые организмы сопротивляются изменениям, а другие подвергаются частым мутациям на генетическом уровне. Это фундаментальная проблема, от решения которой зависят многие вопросы медицины: появление раковых клеток, сопротивляемость бактерий антибиотикам, изменение областей воздействия вирусов.
— Какой живой материал вы используете?
— Мы не занимаемся вирусами. Для этого потребовались бы специальные устройства обеззараживания и многое другое…