– Не забивай себе голову. Найдется кому тебя встретить.
В голосе Джонатана звучала угроза, но интуиция Жюльетты подсказывала ей, что он просто-напросто ничего не знает и всего лишь не может скрыть собственного желания отомстить за унижение. Но ведь она все равно решила идти до конца, да и страховкой она озаботилась.
– Ладно, – сказал Джонатан, протягивая руку за шлемом. – Желаю удачи.
– Что ты теперь собираешься делать?
Она говорила искренне, с остатком прежней нежности, но именно это и вывело Джонатана из себя.
– Нашла время об этом думать! Сделала из меня клоуна! «Что собираешься делать?» – повторил он, подражая Жюльетте. – Что ты еще можешь сделать? Вот вопрос Подумай об ответе на него в самолете.
– Прости меня.
Жюльетта была в том состоянии, когда неудача других нервирует, даже, как в случае с Джонатаном, неудача совершенно заслуженная и даже желанная. К счастью, настроение ее быстро менялось. Кто-то за соседним столиком встал, опрокинул чашку и дернулся, чтобы ее подхватить. Жюльетту стал разбирать бессмысленный нервный смех.
– Главное, не забудь то, что ты должна взять с собой, – раздраженно бросил Джонатан. – Понимаешь, что я имею в виду? Красную колбу.
Она кивнула с послушным видом, словно желая смягчить гнев Джонатана. На самом деле он был ей глубоко безразличен.
Устроившись в «Евростаре», Поль погрузился в задумчивость, лениво перелистывая присланное из Провиденса и теперь вряд ли уже полезное досье. Сидящий напротив него мальчуган пристально всматривался в темноту за окном. Перед отправлением с вокзала Ватерлоо его отец пошутил, заговорщически подмигнув Полю:
– Ты сразу поймешь, когда мы окажемся под Ла-Маншем.
– Как, пап?
– Потому что вокруг поезда будет полно пузырьков и рыбок. Мальчик всю дорогу ждал рыбок и пузырьков. Его нетерпение и разочарование тронули Поля настолько, что он сам удивился. В конце концов Поль решил, что сам похож на этого мальчика. Арчи лишь поманил его в путь обещанием рыбок, и он преисполнился сладостного ожидания, теперь сменившегося разочарованием.
Хорошо хоть, что эта сценка лишний раз показала ему, какие примитивные страсти движут миром разведки. Он написал длинное послание Керри, в котором сказал и об этом. В его компьютер была встроена антенна, позволявшая выходить в Сеть везде. Поль отыскал свой сервер и почтовый ящик, но в конце концов решил, что этого письма посылать не будет.
Выйдя на Северном вокзале, Поль взял такси и поехал в Институт Пастера. В этом истинном храме микробиологии ученые день и ночь создают будущее, осваивая самую современную технику, но сам он дышит прошлым, располагаясь в центре Парижа по обе стороны улицы с оживленным движением. Лаборатория холеры и вибрионов помещается в историческом здании, том самом, где полтора века назад Луи Пастер взбалтывал свои таинственные пробирки.
Договариваясь о встрече, Поль назвался своим настоящим именем и объяснил, что готовит для местной медицинской ассоциации в Джорджии доклад о крупных пандемиях.
Все это оказалось ненужным. Профессор Шампель не поинтересовался ни его именем, ни причиной визита. Он дорожил лишь возможностью поговорить о холере с заинтересованным собеседником.
Одного взгляда на пустынные коридоры лаборатории хватало, чтобы сразу понять: холера перестала быть модной болезнью. Прорывы в науке совершаются сегодня на других фронтах. Чудовища вроде ВИЧ, вируса Эбола или птичьего гриппа – вот что занимает ныне публику, средства массовой информации и политиков. Именно они притягивают средства и фабрикуют нобелевских лауреатов. Старушка холера выступает в роли заслуженного ветерана. Она обломок минувших войн, разрушительных, но победных. С первого взгляда было заметно, что профессор Шампель держится иных взглядов. Разговоры о холере он мог вести до бесконечности и видел смысл своей жизни в ее изучении. Поль сказал себе, что его радушие выгодно отличалось от сдержанности Рогульского и лишний раз наводило на мысль о необычности поведения польского ученого.
– Известно ли вам, что делает холеру самой интересной патологией в мире? – спросил Шампель Поля. – А ведь это так просто! Холера – это литературная болезнь.
Профессор был человеком небольшого роста с круглым красноватым лицом и отвислыми щеками. Он принялся зачитывать Полю отрывки из сочинений в стихах и прозе, посвященные холере. Они принадлежали многим знаменитым, преимущественно французским, писателям. Закончил он в крайнем возбуждении, почти усевшись на узкий стол, отрывком из «Гусара на крыше» Жана Жионо: «Холера, – завывал професcop, – это стра-а-ах…» Полю стоило немалого труда вернуть его к ощущению реальности и ответам на свои вопросы.
– Нет, – признался в конце концов Шампель, заправляя рубашку в брюки, – холера больше не является проблемой для медицины. Гигиена вполне способна с ней справиться.
Правда, он тут же попытался смягчить свои слова:
– Это вовсе не значит, что холера не доставляет больше хлопот. Она остается одной из самых распространенных болезней бедных стран, точнее, «бедных людей в бедных странах».
– Иными словами, в лабораторных условиях микроб безопасен и вам не нужно принимать какие-то особые меры предосторожности?
Профессор взял со стола маленькую пластиковую баночку.
– В сухом виде вибрион прекрасно сохраняется вот в таких сосудах. Мы даже получаем его отовсюду по почте.
– По почте! А если контейнер треснет? Если они пропадут?
– Видите ли, дорогой коллега, необходимы особые условия, чтобы вибрион стал опасным. Нескольких отдельных бактерий для этого недостаточно. Они должны присутствовать в очень значительном количестве, к примеру, размножаться в организме больного. Необходимо, чтобы они передавались в благоприятной жидкостной среде при достаточно высокой температуре и наличии взвешенных органических веществ. Но самое главное, они должны напасть на подходящий объект: ослабленное и недоедающее население с низким уровнем гигиены. Холера – это чудовище, которое сокрушают простым мытьем рук.
Те же слова, что произнес Рогульский! Это, должно быть, известное выражение, частичка литературной истории холеры. Теперь нет сомнений: поляк не погрешил против истины. И все же Поль хотел проверить еще кое-что.
– А здесь, профессор, где вы храните образцы вибриона?
– Пойдемте со мной.
Шампель повел Поля по коридору. Казалось, что он старательно избегает смотреть направо.
– А что тут? – спросил Поль, указывая на комнаты справа.
– Это уже не мы, – с горечью признался Шампель. – Вот уже пять лет, как у нас осталась только половина лаборатории. С той стороны занимаются листериозами, ну, теми микробами, которые живут в сыре и способны убить беременную женщину.
В голосе его звучало презрение ко всем этим выскочкам, неспособным вдохновить гения.
Они прошли по комнатам, заставленным приборами, за которыми сидели несколько ученых. Шампель пояснил, что здесь холера практически повсюду: в холодильных шкафах, под вытяжками, на мойках, но никто из присутствующих не носил масок и спецодежды.
– Множество людей заблуждается по поводу холеры, считая ее гораздо более опасной, чем она есть на самом деле. Я вспоминаю появившуюся здесь в один прекрасный день русскую стажерку. Она прошла в коридор и без колебаний направилась вон к тому шкафу.
На его дверце была привинчена табличка с надписью: «Не входить – опасно».
– Это техническое помещение с электрощитом. Она ждала моего прихода в полной уверенности, что настоящая лаборатория по изучению холеры должна располагаться именно там!
Они вышли из лаборатории и оказались в холле у лифтов. За ними находилась маленькая неказистая дверь, запертая на самый обыкновенный замок.
– Вот тут мы и храним штаммы холеры.
Комната была до потолка уставлена стеллажами, на которых в порядке располагались штаммы холеры, добытые во время пандемий за последний век. Весь ужас и горе, принесенные этим бедствием, родились из образцов, мирно лежавших здесь, словно коллекция марок. Шампель объяснил, что в коробках хранятся засушенные вибрионы, а замороженные лежат холодильных шкафах, но и те и другие полностью жизнеспособны и могут в любое время стать основой культуры вируса. Это было захватывающе увлекательно и воплощало всю мощь человеческого ума. В эту маленькую тюрьму наука смогла заключить злодеев, некогда угрожавших роду человеческому.
Поль и Шампель вышли из комнаты. В конце коридора они увидели через стеклянную дверь группу детей. Они бегали, кричали и упирались носом в стекло.
– Школьники на экскурсии, – сказал Шампель.
– Вы хотите сказать, что та сторона открыта для публики?
– Да, там музей Пастера. Вы его не видели? Зря.
Рогульский оказывался прав во всем. Вибрионы холеры не требовали какой-то специальной защиты, так что все эти спящие штаммы могли храниться в нескольких метрах от прогуливающихся детей. Его нельзя было ни в чем упрекнуть.
Возвращаясь в кабинет профессора, Поль решил проверить последнее.
– Правда ли, что вибрион генетически очень стабилен?
– А! Вам и это известно? Совершенно верно. Есть примерно две сотни разновидностей вибрионов, и большинство из них не вызывают инфекции. Холеру провоцирует только тот, который мы называем Οι. Вы же видели нашу коллекцию и заметили, что она не меняется веками. Лет десять назад появилась одна опасная разновидность, вызвавшая пандемию среди привитых против Οι. Но это исключение лишь подтверждает правило: холера не видоизменяется.
Они сели, и Поль привел в порядок свои заметки. Пришло время задать последний вопрос, маячивший за всеми остальными, а там можно и закрывать расследование.
– Возможно ли использовать холеру целенаправленно?
– Вы имеете в виду террористов?
– Да.
Шампель скривил губы. Было видно, что он с трудом скрывает разочарование.
– Холера – не самое лучшее оружие для биотеррористов. Теоретически все возможно. Холера все-таки опасное эпидемическое заболевание, против которого не существует эффективной и дешевой вакцины массового применения. Время от времени о ней говорят в связи с секретными военными разработками, но все это только неподтвержденные слухи. Правда в том, что наш старый добрый вибрион не особенно подходит террористам. Во-первых, в отличие от бацилл, которые образуют споры и могут долго жить во враждебной среде, он не очень стоек. Во-вторых, его не так уж трудно победить, и большинство антибиотиков с этим отлично справляется. Поскольку он генетически стабилен, то быстро формирует иммунитет. Человеческий организм начинает вырабатывать антитела, и болезнь становится эндемической, иначе говоря, микроб не вызывает больше заболевания. Для того чтобы он снова мог привести к эпидемии, нужны социальные катаклизмы, наводнения или войны, резко ухудшающие ситуацию с гигиеной.
Профессор излагал все это с таким опечаленным видом, словно рассказывал о ком-то из близких, впавшем в нищету. – А кроме того, я уже говорил, что холера – это болезнь бедняков. Она не имела бы никакого воздействия на население развитых стран, а террористы, знаете ли, не очень-то интересуются бедными…
Поль захлопнул блокнот. Мощные звуки трубы из «Tuba mirum» зазвучали в его ушах. Реквием по холере. Смерть намека на появившийся след. Польская история окончательно обретала свой истинный масштаб незначительного происшествия.
Поль вежливо принял от профессора объемистую документацию по проблеме и распрощался. Было восемь часов, и на город опускались сумерки. Если все пойдет как положено, завтра вечером он будет спать в своей постели в Атланте.
Глава 9
Через окно такси Поль смотрел на тяжелые облака, которые обволакивали небосвод. Он уезжал из дома, не надеясь вернуться раньше чем через несколько недель. Никто не нарушал порядка, который его прислуга старалась наводить раз в неделю. Кровать застелена, раковина вымыта, холодильник отключен, открыт и пуст.
Поль чувствовал, что его задание длилось достаточно долго, чтобы поколебать сложившиеся привычки и тот образ жизни, к которому он привык, уйдя из разведки. И все же оно завершилось слишком быстро для того, чтобы он достиг некого пика, который дал бы ему решимость вернуться к той жизни без размышлений и с радостью. Поль чувствовал себя опустошенным. Ощущая усталость от разницы во времени, он улегся, не разбирая чемодан, и глубоко заснул.
Голод разбудил его в четыре часа утра. В ясном небе блестели последние предрассветные звезды. Город казался каким-то особенно тихим. Поль решил, что сегодня воскресенье. По крайней мере, не надо задаваться вопросом, идти или нет в клинику. Воскресенье отведено для посещений родственников. Никого из его партнеров не будет, да и персонал сокращен до предела.
В предвкушении целого дня дома Поль облачился в тренировочный костюм и кроссовки. В кухонном шкафу он отыскал несколько пачек печенья, растворимый кофе и сахар. Из всего этого можно сварганить вполне подходящий завтрак. Поль ел, глядя на восход солнца над плоскими крышами Ист-Сайда. Потом включил автоответчик и прослушал сообщения, не отрывая взгляда от розовеющего горизонта.
Уезжая, он забыл сменить приветствие, так что большинство звонивших просили его связаться с ними не позже чем завтра. Ничего важного не было: сообщение из банка, предупреждение о начале ремонта водопроводной трубы на лестнице, раздраженные голоса женщин, недовольных тем, что Поль больше не объявляется. Одна из них даже плакала. У Поля возникло чувство, что он вторгается в чью-то чужую жизнь.
Вдруг раздался голос Керри. Он не слышал его почти семь лет. Поль думал, что совсем позабыл его и вспомнил только после свидания с Арчи. Он поставил чашку, уселся поудобнее и увеличил громкость.
– Привет, Поль! Не везет, ты, наверное, уже уехал. Мне было приятно тебя услышать. Даже очень приятно.
Голос ее был приглушен, временами едва слышен. Поль решил, что она записала сообщение поздно ночью. Интересно, она уже лежала? Ну да, лежала на спине, уставившись в потолок. Раньше именно в этой позе она любила делать признания, словно ища вдохновения в какой-то точке, располагавшейся точно по вертикали.
– У нас тут в Нью-Йорке еще холодно, но весна не за горами, и я сама начинаю оттаивать. Недавно я вновь стала видеть сны. Представляешь, я даже не удивилась, что ты позвонил. Как это ты раньше говорил? Наши мысли как близнецы. Верно?
Временами она замолкала, словно прихлебывая что-то маленькими глотками.
– Скорее, пара законченных идиотов.
Поль представил себе, как она едва слышно смеется. Керри помолчала и продолжила более строгим тоном:
– Да, дети в порядке. Я очень счастлива с ними. Мальчик и девочка, все как я хотела. Они больше не мешают мне спать, но дерутся весь день. Их папа рассказывает им сказки. Мне тоже, судя по всему.
Снова этот беззвучный смех, едва различимый по телефону. – Но я люблю Робина таким, какой он есть. Надо бы тебе с ним познакомиться. Ты знаешь, он настоящий гений в бизнесе. У него прямо дар из всего делать деньги. Сейчас он увлечен банковским страхованием. Не спрашивай меня, что это такое, все, что я знаю, это то, что он превращает его в доллары. А кроме того, у него талант их тратить. Слышишь меня, каждый вечер он возвращается с чем-то новым и очень красивым. У меня в шкафах десятки платьев. У меня! Наша квартира на Манхэттене полна картин и изящных вещей. Лучше уж сразу сказать, что мне-то на них наплевать. Ты ведь знаешь, деньги меня никогда особенно не интересовали, но можно сказать, что я все-таки счастлива, Поль. Даже очень счастлива.
Она замолчала. Поль уже решил, что связь прервалась, и, наклонившись, протянул руку к автоответчику, но Керри вдруг снова заговорила:
– И все же, видишь, я тебе отвечаю.
Снова молчание.
– Я не забыла наш договор.
Она говорила теперь так тихо, что Поль едва разбирал слова сквозь шум на линии.
– Если ты уверен, что сейчас все сошлось… действительно все сошлось… тогда ты должен знать…
Опять тишина, и вдруг свист из динамика. Сообщение завершено. Поль нервно потыкал в кнопки. Ни продолжения, ни другого звонка.
Солнце уже поднялось высоко, гораздо выше леса труб и антенн. Поль встал и странным образом вспомнил русскую молитву, которую повторял за матерью в углу под иконами, когда ему было пять или шесть лет. Он больше не помнил слов, но в ней говорилось о духовной связи между людьми. До святых им с Керри было далеко, но именно эту связь с ней он ощущал, когда Керри была невесть где.
Поль взял трубу и сыграл старую мелодию Армстронга, затасканную всеми кому не лень, но не потерявшую своей неподражаемой прелести: «Это прекрасный мир». Потом он снова сыграл ее, громче, и в третий раз так громко, что в глазах у него потемнело. Поль отложил трубу и в воцарившейся после стона трубы тишине услышал голос, который не мог принадлежать никому, кроме Керри.
«Если все сошлось…» – говорила она.
Эта фраза сводила на нет все другие, напоминая об условии, которое никогда не будет выполнено. «Нет, Керри, ничего не сошлось. Это было всего лишь дурацкое задание, и оно уже выполнено». Поль стоял, размахивая руками, потом уронил трубу на ковер.
«Будь проклят Арчи и его идиотские затеи», – подумал он. Будь сам он проклят за то, что даже просто намекнул на такую возможность Керри.
Поль схватил бутылку, стоявшую на подоконнике, швырнул ее в сторону пианино и принялся мерить шагами комнату. Он искал, что бы еще такое расколошматить, но взгляд его упал на велосипед. Поль подхватил его на плечо, спустился на лифте и покатил по пустынным улицам, где болтались несколько непутевых бездомных.
Он возвратился после двенадцати, разбитый усталостью, выдохшийся, с гудящими ногами, но спокойный. Поль долго стоял под душем, потом надел штаны для карате. Он хотел привести свои чувства в порядок, составив простой и ясный план действий на следующую неделю. Завтра он напишет черновой вариант отчета. Потом отправится в Провиденс, чтобы вручить его и завершить свою миссию. Никто и никогда больше не заставит его свернуть с выбранного пути. Он стал врачом, врачом и будет. Арчи и все остальные могут назначать любую цену, он больше не продается.
Поль разобрал чемодан и разложил бумаги на письменном столе, собираясь писать отчет. Примерно через час он снова прослушал сообщение Керри, на этот раз совершенно невозмутимо. Он прокрутил его еще четыре раза и вдруг решительно стер. Потом вытянулся на кровати и уснул.
Глубокой ночью его разбудил звонок. Поль дотянулся до городского телефона, но, сняв трубку, понял, что звонят на сотовый. Никто и никогда этого не делал. Он пользовался им, только когда звонил сам. На экране высветилось время: два часа тридцать четыре минуты.
– Коуторн у телефона.
Поль вспомнил, что в виде исключения оставил свой номер майору.
– Если вы еще в Лондоне, я бы хотел повидаться с вами сегодня же.
– Это невозможно, – ответил Поль, потирая лицо. – Я уже в Штатах.
– Я думал, что вы все еще здесь. Тогда извините! У вас, наверно, глубокая ночь. Мне действительно неудобно. Я позвоню позже.
– Нет, майор, не отключайтесь. Я уже проснулся. Все в порядке, мы можем поговорить прямо сейчас.
– Тогда вот что: я звоню по поводу нашей короткой беседы…
– Да?
– Я обдумал то, что вы мне рассказали, вы помните?
Поль встал и свободной рукой достал баночку из холодильника.
– Вы изменили мнение о вроцлавском деле? Что-то новое выплыло?
– По правде говоря, ни то ни другое. Просто одна деталь, которая меня заинтриговала…
– Какая деталь?
– Вы говорили мне что-то в связи с одной инфекционной болезнью, помните?
– Конечно помню. Речь шла о холере.
– Хм…
На том конце воцарилось молчание. «Майор, привыкший говорить полунамеками, возмущен моей американской бесцеремонностью», – подумал Поль.
– Так, ради любопытства, мы заложили эти данные в наш компьютер, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
Поль решил, что это либо насмешка, либо желание продемонстрировать, что и британцы не чужды современных технологий.
– И что получилось?
– Мы прошерстили сайты множества радикальных движений, чтобы посмотреть, нет ли где связи с… инфекцией, о которой вы говорили.
– И вы что-то нашли?
– Да. Это довольно неожиданно. Речь идет совсем не о той группировке, о которой вы меня спрашивали.
– То есть не о ФОЖ. О ком же тогда?
– Послушайте, – ворчливо сказал Коуторн, – наши линии не защищены. Я предпочел бы переслать информацию на кодированные терминалы.
– Я скоро буду в Провиденсе.
– Простите?
– Я имею в виду штаб-квартиру нашего бюро в Провиденсе, штат Род-Айленд. У них там абсолютно надежная связь. Майк Белл может с вами связаться немедленно и дать нужные номера.
– Пусть позвонит мне на службу.
Я предупрежу его прямо сейчас.
Майор, наверное, почувствовал, что Поль возбужден настолько, что вот-вот отсоединится. Он слегка повысил голос:
– Мы тут кое-что сопоставили, Матисс. Мне кажется, дело серьезное. Вы же знаете, я не люблю говорить больше, чем следует.
– Спасибо. Правда спасибо. Вы удивительный человек, майор.
– Поль?
– Да.
– Будьте осторожны, если решите туда сунуться. В некотором смысле эти люди еще более опасны, чем те, которыми мы занимаемся. Вы понимаете?
– О'кей, майор, я понял. Мы будем очень внимательны.
Поль отсоединился и немедленно набрал номер «Америкэн Эйрлайнз». Первый самолет на Бостон вылетает в семь. Поль забронировал место, быстро оделся и закрыл чемодан, который так и не успел разобрать.
«Если все сойдется…» – подумал он.
Хлопая дверью, Поль пел во весь голос.
Часть вторая
Глава 1
Тот же самый зал заседаний теперь выглядел как после команды «к бою». Все кресла за столом были заняты, и Поль узнал тех, кого Арчи представил ему при первом посещении: коротышку гения информатики, специалистку по наружке и прочих. Теперь все сидели здесь, не исключая и двух директоров.
Оперативное управление в Провиденсе делили между собой два заместителя, устроившиеся по обоим концам стола. Трудно было представить двух столь непохожих людей, вряд ли питавших друг к другу нежные чувства. Это вполне в духе Арчи: доверить дело заклятым врагам, чтобы надежнее их контролировать.
Барни, оперативный управляющий, был по отцу гаитянином. Поль вспомнил, что когда-то уже встречал его в Конторе, но Барни, как старший, уже тогда был вхож на верхние этажи. Высокий мужчина с серьезным лицом, элегантный, ухоженный, он всегда держался тихо и незаметно. На лице его читались доброжелательность и глубокое разочарование. Казалось, что он настолько преуспел в познании рода человеческого, что благоразумно решил держаться от него подальше.
Лоуренс, сидевший напротив него, отвечал за довольно неопределенную сферу безопасности. В его облике сразу бросались в глаза винно-красные нос и щеки. Любой, а не только врач, сделал бы вывод, что имеет дело с застарелым алкоголизмом. Однако Лоуренс не пил ничего и оказался, так сказать невинной жертвой. Он нес на себе проклятие наказания, не разбавленное удовольствиями греха. Эта несправедливость служила источником его постоянного раздражения, которое он вымещал на всем мире вообще и на Барни в частности.
По просьбе Арчи Барни представил документы, присланные ночью Коуторном.
– Ясно, что англичане не раскрывают источники информации. Все присланные сведения предельно кратки.
Участники встречи казались внимательными и сосредоточенными. Перед большинством стояли портативные компьютеры. Только Лоуренс нервно барабанил пальцами по столу и смотрел в окно.
– Англичане настоящие профи, – глубокомысленно изрек Арчи.
– Никто и не спорит, – сказал Барни устало. – Коротко говоря, они обращают наше внимание на информацию из интернетовских форумов и блогов. Все тексты принадлежат членам одной и той же группы. Они полагают, что это может иметь отношение к истории в Польше.
В эту минуту, стараясь не обращать на себя внимания, в комнату проскользнул маленький лысый мужчина. Не увидев свободного места, он вышел и притащил кресло из соседней комнаты. Двое из присутствующих встали и помогли ему пронести его вверх тормашками. Раздраженный этой неожиданной помехой, Арчи кисло представил вошедшего:
– Александер, директор по стратегии, настоящий дипломат, как вы и сами видели.
Мужчина принял вид оскорбленного достоинства и сел, не говоря ни слова.
– Группа, которой принадлежат эти тексты, – продолжил Барни, – относится к американскому радикальному экологическому движению.
– Американскому? – спросила высокая блондинка, торопливо делавшая записи.
Поль вспомнил, что Арчи уже представлял ее в начале встречи. Женщину звали Тара, и она была специалистом по прикрытиям – разработке легенд для тех, кто действовал не под своим именем.
– Да, это главное в документах, присланных англичанами: они наводят нас на американский след.
Некоторые из сидевших за столом изобразили на лице удивление, но Барни дал понять жестом, что обсуждение будет позже.
– Речь, по-видимому, идет о группе, отколовшейся от движения «Одна планета». Это совершенно легальная организация, старающаяся казаться радикальной, но озабоченная главным образом разработкой успешных пиаровских акций.
– Насколько я знаю, они никогда не прибегали к насилию! – неожиданно вмешался в разговор Лоуренс.
Он раньше Барни пришел в разведку, имел больше опыта и считал совершенно недопустимым подчиняться ему как начальнику. Между тем иерархическая лестница в Провиденсе строилась по своим законам: Барни был нанят бюро при его основании и считался теперь ветераном.
– У меня есть племянник, активист «Одной планеты», – настаивал Лоуренс. – Полный придурок с пустой головой, но никто не упрекнет его в том, что он причинил ближнему зло.
– Ты прав, Лоуренс, – спокойно подтвердил Барни. – Именно по этой причине некоторые активисты решили, что «Одна планета» слишком консервативна. Они надумали создать свою, гораздо более радикальную группу, и называют себя «Новые хищники». Похоже, поначалу они задались целью вернуть руководство «Одной планеты» к ее изначальной цели: борьбе против развращенной цивилизации, разрушающей планету и ставящей под вопрос ее выживание.
– Не понимаю, каким боком это нас касается, – пробормотал Лоуренс достаточно громко, чтобы все его слышали. – Такое впечатление, что британские родственнички водят нас за нос.
Он улыбался куда-то в сторону, ища поддержки у присутствующих. Арчи бросил на него ледяной взгляд, и Лоуренс опустил голову.
– Для этой группы характерна враждебность к защитникам животных. Не спрашивайте меня, отчего это так, я не знаю. У них там свои заморочки.
– Это напоминает мне приснопамятные идеологические баталии между маоистами, анархистами и другими кретинами, – проворчал Александер. – Хотелось думать, что окончание холодной войны избавит нас от всей этой неразберихи…
– Суть в том, – продолжил Барни резко, призывая к порядку, – что эта группа не раз выступала против защитников животных. Она не упускает случая, чтобы не извалять их в грязи в интернете. Так, кстати, их англичане и засекли. Их кроты донесли руководству, что ФОЖ относится к этим угрозам очень серьезно и думает об отпоре.
Все это было очень далеко от тем, обычно обсуждавшихся в Провиденсе. Некоторым из присутствующих пришлось по душе такое отступление от обычной рутины разведки. Другие, вроде Лоуренса и Александера, не скрывали своего удивления и возмущения.
– Текст, присланный англичанами, иллюстрирует идеологические разногласия между раскольниками из «Одной планеты» и защитниками животных. «Новые хищники» начинают с насмешек над нелепой чувствительностью – это их выражение – защитников животных. Они указывают на довольно очевидный парадокс: как низко готовы те спускаться по лестнице видов, когда борются за права животных? Иначе говоря, логично защищать слонов, обезьян и свиней, на крайний случай мышей, рыб и крабов. Но что делать с земляными червями, морскими губками и комарами?
– Боже милостивый! – воскликнул Лоуренс, вздымая руки к небу. – Вы хоть понимаете, что мы тут все обсуждаем?
– Голубые водоросли, – вмешался в разговор Тайсен, не замечая возмущения Лоуренса. Это был совсем молодой человек, красневший от смущения.
– Я вычитал это в документах, которые вы поручили подготовить для Поля. Идеолог защитников животных, Питер Зингер, говорит, что они готовы выступить на защиту голубых водорослей.
– Он признает поражение, – отрезала Тара.
Все рассмеялись, а некоторые даже зааплодировали.
– Вернемся, пожалуйста, к делу, – сказал Барни, постучав по столу авторучкой. – Не важно, что отвечает на этот вопрос ФОЖ. Главное, что имеют в виду те, кто его задает. Текст иронизирует по поводу микробов и вирусов, убивающих человека и тем самым мстящих за природу. Все эти микроорганизмы, бесстрашно вступающие в бой с человеком, являются хищниками и посланцами величайшего из хищников. Тем самым они тоже достойны защиты.
– Совсем свихнулись, – прошептала Марта, помотав головой.
– Возьмем, к примеру, холеру, – продолжил Барни, голосом выделяя именно этот пункт. – Разве не исчезает с лица земли этот несчастный вибрион, некогда сеявший ужас и унесший миллионы жизней? Так вот, они говорят: не пора ли встать на его защиту? Отчего не делают этого радетели за животных? Текст кончается программным заявлением: чтобы спасти жизнь на Земле, надо спасти холеру!
Барни кончил, и в зале воцарилось молчание. Вдруг Лоуренс резко откинулся назад, и кресло его жалобно скрипнуло.
– Мне кажется, ты просто над нами издеваешься, Барни.
– Погодите, – сказала Марта, стремясь не допустить нового эпизода в извечной войне двух начальников. – Что вы хотите выудить из этих документов, Барни? Я пока что не вижу никакой связи между вроцлавским делом и всей этой историей с холерой.
– Пусть Поль сам вам все объяснит.
Поль единственный из присутствующих не работал в бюро но все были в курсе его послужного списка и знали, что Арчи придерживался о нем очень высокого мнения. Его рассказа ждали с особенным интересом.
– Попытаемся расположить факты по порядку. Прежде всего я убежден, что группа, напавшая на лабораторию, прибыла из-за границы. Не вижу оснований не верить полякам, когда они утверждают, что среди местных таких активистов нет. На мой взгляд, то, что они не обнаружили следов перехода границы этой группой, объясняется просто ошибками следствия. В полицейском отчете говорится, что на месте преступления обнаружено много отпечатков обуви. Размеры ботинок сорок один и сорок пять. Поляки решили, что в преступлении замешаны двое мужчин, и в этом духе сориентировали пограничников. Внимательно изучив отчет, я обнаружил деталь, не привлекшую ничьего внимания: на тридцать следов сорок первого размера нашли только один сорок пятого. Вполне возможно, что это либо случайность, либо примитивная уловка. Весьма вероятно, что действовал всего один преступник.
– Это старый как мир трюк, – ухмыльнулся Лоуренс. – Ложный отпечаток ботинка…
– Который все еще срабатывает, если полиция не слишком дотошна. В нашем случае, когда нет ни явного воровства, ни убийства, она не очень-то и усердствовала.
– В любом случае Польша член Евросоюза, – сказал Александер. – Ничего не стоит оттуда уехать.
– На германской границе контроль все еще очень строгий» Но если ждали двоих мужчин, а в операции участвовал только один…
– Или женщина, – сказала Тара. – Сегодня многие женщины носят сорок первый размер.
Поль вздрогнул. Вот оно, пусть и ненадежное подтверждение его тайных мыслей о том, кем был нападавший.
– Продолжайте, Поль, прошу вас, – прервал размышления Поля Арчи.
– Итак, признаем, кто бы это ни был, он прибыл из-за границы. Откуда и с какой целью? Англичане решительно отвергают след «защитников животных». Я встречался в Лондоне с лучшим их специалистом и доверяю ему.
Ему было бы нелегко объяснить почему. Не поражен ли он той же слепотой, которой страдал Арчи по отношению к британцам вообще? К счастью, никому из присутствующих это не могло прийти в голову.
– Обдумав все, я вижу только две возможности. Первая: это просто группа любителей. Но для любителей они слишком хорошо осведомлены: прекрасно знали расположение объекта, тип замков, время смены охраны. Вторая… Надо посмотреть на дело с другой стороны.
Простота, с которой изъяснялся Поль, обеспечила ему симпатии аудитории. Тара и Марта, сидевшие напротив него, полагали к тому же, что слова Поля еще выигрывают, слетая с таких чувственных губ. Один лишь Лоуренс ерзал на стуле и скептически покачивал головой.
– Забудем про то, что бросается в глаза: лозунги ФОЖ, защитников животных. Все это может быть только обманка, способ отвести нас от настоящего следа. Представим себе, что главным является то, что кажется второстепенным. Иначе говоря, то, что случилось в лаборатории. Но, внимание! То, во что нам предлагают поверить, и здесь может быть сделано лишь для отвода глаз, для того, чтобы мы приняли версию о слепом и бессмысленном вандализме. А если это тоже всего лишь прикрытие?