Линдсей побледнела и поднесла руку ко рту.
– Вечеринка? Антониос, прошу, нет, я не смогу.
Ярость закипела в нем.
– Что я такого тебе сделал? – тихо проговорил он, едва сдерживая гнев. – Что ты так со мной поступаешь? Неужели моя семья совсем ничего для тебя не значит? Мы приняли тебя с распростертыми объятиями.
Антониос отвернулся, чтобы не показывать ей своих эмоций. Он ведь сказал, что его не волнуют ее чувства, так что не стоит проявлять слабость. Собравшись с духом, он вновь заговорил бесцветным голосом:
– Моя мать любила тебя, как родную дочь. И вот так ты собираешься ей отплатить?
Слезы заблестели в глазах Линдсей, и она так отчаянно покачала головой, что Антониосу на миг стало вновь ее жаль. Но он вовремя одернул себя.
– Нет, конечно нет, – произнесла она, положив ладонь на горло, – я была очень благодарна твоей маме за ее доброту.
– Однако ты забавно это показываешь.
Линдсей гневно сверкнула глазами, и это удивило мужчину – она еще на что-то злится? Да ведь это она его бросила!
– Даже если и так, – тихо произнесла она, – для меня трудно вернуться в Грецию.
– Почему же? Что, любовник ждет где-то здесь?
Она в шоке посмотрела на мужа.
– Любовник???
Антониос неопределенно пожал плечами, будто для него подобная мысль была чем-то само собой разумеющимся. Однако лишь представив Линдсей рядом с другим мужчиной, нарушающей их свадебные клятвы, он едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу.
– Я не знаю, какой еще может быть причина такого твоего внезапного отъезда из Греции.
«От меня», – так и хотелось добавить ему, но он промолчал.
Линдсей медленно покачала головой, глядя на него во все глаза, хотя было трудно понять, что она испытывает.
– Нет, – тихо ответила она. – У меня нет любовника. Ты был для меня единственным, Антониос. Все это время.
Но, очевидно, чего-то ей все же не хватало. Стоит ли ей вообще верить? Не имеет значения. Он произнес:
– Тогда почему бы тебе не вернуться в Грецию?
– Мое исследование…
– Не может подождать неделю? – бросил он, снова вспыхивая.
Неужели она не понимает, как жестоко и эгоистично себя ведет?
Даже сейчас, спустя шесть месяцев после отъезда жены, Антониос был поражен ее обманом – он ведь безоговорочно поверил в то, что она его любит. Хотя они тогда знали друг друга всего неделю – решение о браке было импульсивным, даже чуточку сумасбродным, но он ведь был так уверен в Линдсей и полагал, что тоже ее любит.
Каким дураком он был.
Она смотрела на него, бледная и несчастная.
– Неделя, – произнес Антониос, – всего семь дней. А потом мы никогда не увидимся.
При этих словах Линдсей вздрогнула, точно от боли, и он усмехнулся:
– Разве тебя не радует такая перспектива?
Она отвернулась, сжав губы.
– Нет, – произнесла она наконец. – Не радует.
Антониос медленно покачал головой.
– Я тебя не понимаю.
– Я знаю. – Она прерывисто вздохнула. – Ты никогда не понимал.
– И ты винишь меня?
Линдсей устало покачала головой:
– Уже поздно выяснять, кто прав, кто виноват, Антониос. Это так. Точнее, было так. Наш брак был ошибкой, как я тебе и сказала в письме и по телефону.
– Но ты так и не объяснила почему.
– А ты и не спрашивал, – резко ответила Линдсей, и Антониос нахмурился.
– Я спросил тебя тогда по телефону…
– Нет, – тихо ответила Линдсей, – ты не спрашивал. Ты лишь хотел знать, серьезно ли я это говорю, и я ответила «да». А ты повесил трубку.
Антониос пристально посмотрел на нее, сжав зубы так сильно, что заболела челюсть.
– Ты меня бросила, Линдсей, не я.
– Я знаю.
– А теперь ты хочешь сказать, что наш брак был ошибкой, потому что я не задал тебе нужных вопросов, когда ты меня бросила? Боже! Это же невероятно!
– Я ничего такого не имела в виду, Антониос. Я просто напомнила тебе, как все было.
– Тогда позволь и мне кое-что напомнить. Мне неинтересны твои объяснения. Все в прошлом. Единственное, что меня сейчас интересует, Линдсей, – это твое согласие. Рейс в Афины сегодня вечером. Если мы намереваемся вылететь на нем, нужно уезжать через час.
– Что? – Она посмотрела на него в изумлении. – Я еще даже не согласилась.
– Ты хочешь развод?
Линдсей посмотрела на мужа, горделиво вздернув подбородок, серые глаза ее были холодными.
– Не думай, что можешь шантажом вынудить меня согласиться, Антониос, – сказала она. – Я полечу в Грецию не оттого, что хочу получить развод, а потому, что хочу отдать дань уважения твоей маме, объяснить ей…
– Не думай, – оборвал ее Антониос, – что сможешь рассказать ей слезливую историю о нашем разрыве. Не хочу ее расстраивать.