Втянув щеки, Дженни запрокинула голову и посмотрела на небо. Почти все звезды уже побледнели, но не звезда Маргариты. Эта звезда всегда угасала последней. Ее холодный, ровный луч тянулся к Дженни.
«Вот видишь, Маргарита, — думала Дженни, — она уже разговаривает, как я. А чего ты ждала? Ты знала, что я вовсе не из тех красноречивых дамочек, шибко образованных, которых называют словами „синий чулок“, а все-таки выбрала меня. Погонщики мулов — известные мастера ругаться: работа вынуждает. И это не моя вина».
Да, это так. Маргарита знает.
— Дженни! — обратился к ней Тай голосом, полным благородного негодования.
Так. Он загнал ее в угол. И не намерен дать ей увильнуть от ответа.
— Он прав, — хмуро произнесла она, обращаясь к Грасиеле. — Больше так не говори. В следующий раз, как только ты выругаешься, я вымою тебе рот с мылом. Слышишь?
Грасиела вздернула подбородок, в глазах запылало голубовато-зеленое негодование.
— Это несправедливо. Ты же говоришь так.
Тай усмехнулся, наблюдая, как Дженни переминается с ноги на ногу.
Красные пятна вспыхнули у Дженни на щеках, она принялась забрасывать землей угли в костре мексиканцев. Глаза у нее обратились в щелочки, когда она прошипела Таю:
— Воображаешь, что ты такой воспитанный и можешь поучать других. Лучше бы на себя поглядел, ковбой! — Она быстро взмахнула здоровой рукой. — У нас тут два мертвых кузена. Тебя не волнует, что твоя драгоценная племянница глазеет на двух окровавленных покойников? Где уж там, ведь ты, прямо как надутый проповедник, озабочен тем, что девчонка употребила бранное слово. Может, твои чертовы… — Дженни запнулась и сдвинула брови, заметив на лице у Грасиелы выражение триумфа. — Даже я знаю, что детям ни к чему сидеть у костра рядом с двумя трупами.
Тут она допекла его, это уж точно! Стоит только глянуть, как он покраснел. Тай резко вскочил и повернул Грасиелу так, чтобы она не видела убитого кузена.
— Ладно, это и вправду неподходящее дело. Но слушай меня хорошенько. Тебе никогда в жизни не удастся найти мужчину, который меньше моего похож на проповедника, — прорычал он. — Если бы здесь не было моей племянницы, я бы тебе показал, с каким мужчиной ты имеешь дело!
Жаркий взгляд, брошенный им на Дженни, заставил ее задрожать всем телом. Господи, это же невероятный мужик! Твердый, как железнодорожный костыль. Просто не верится, что такого мужчину неудержимо тянет к ней.
Почти опьянев от радости, Дженни наклонилась к Грасиеле и взяла ее за руку.
— Пора в дорогу, малышка. Поехали.
Девочка подняла на нее заплаканные, покрасневшие глаза, и Дженни подумала, что Грасиела, должно быть, спала не больше часа, с тех пор как попала в руки кузенов.
— Мы похороним Хорхе и Тито? — спросила Грасиела.
— Ты считаешь, что мы должны это сделать?
— Еще чего не хватало! — буркнул Тай.
— Я тебя не спрашивала. — Дженни посмотрела на Грасиелу. — Это твое дело. Но прежде чем ты решишь, я скажу тебе два слова. Змеи. Удушение.
Тай сделал шаг вперед.
— Нельзя, чтобы ребенок принимал такое решение. Это слишком большая ответственность.
— Ничего подобного. — Дженни дотронулась указательным пальцем до макушки Грасиелы. — Ну, как нам быть?
Грасиела вздернула подбородок, распрямила плечи и направилась к лошадям.
— Ты не туда идешь, — окликнула ее Дженни. — Наши лошади вон там.
Грасиела повернулась и пошла в нужном направлении. Когда она проходила мимо Дженни, та одобрительно похлопала девочку по плечу:
— Правильный выбор.
— Это ты говоришь «чертов», — неожиданно огрызнулась Грасиела и, не останавливаясь, прошествовала дальше.
Дженни нахмурилась и подняла голову к посветлевшему небу, где, как ей казалось, еще видна была звезда Маргариты. И если звезда может выглядеть недовольной, то именно так выглядела эта.
«Ну ладно. Я два раза теряла ребенка. Мне очень стыдно. Но ведь я ее вернула, правда? — Дженни сощурилась и выпятила подбородок. — А теперь насчет ругани. Я такая как есть. Ты не можешь ждать, чтобы я переменилась в угоду ребенку. Наверное, и тебе приходилось ругнуться разок-другой, а?»
Но Дженни не могла себе этого представить. Ни одно бранное слово не слетело с изысканно-красивых, благородных уст Маргариты, ни разу за всю жизнь. Маргарита упала бы в обморок, если бы услышала такое слово от маленькой дочери. Тяжелый вздох вырвался из груди Дженни, из самой ее глубины. Она в досаде ударила кулаком по бедру. Ей надоело отвечать за ребенка! Жизнь ее совершенно переменилась, и проблемы выскакивают отовсюду, словно собаки в деревне.
Когда Дженни подошла к лошадям. Тай уже сидел в седле, держа перед собой Грасиелу.
— Если мы поедем хорошей рысью, то доберемся до железной дороги к тому времени, как подойдет следующий поезд на север, — сказал он.
— А если мы его упустим? — уныло спросила Дженни, заслоняя рукой глаза от сияния зари. Тай пожал плечами.
— Тогда нам придется найти убежище в ближайшей деревне и подождать.
— И кто-нибудь из этой деревни уже сообщил Луису и Чуло, что кузены захватили ребенка.
— Возможно. Но они ведь не знают, что мы вернули ее.
Он снова был прав. Дженни это не нравилось.
Если бы они ехали только вдвоем, то добрались бы до железной дороги, прежде чем поезд свистнул и укатил. Но с Грасиелой быстро двигаться не получалось.
Как только стало ясно, что поезд они упустили, Тай подъехал к Дженни и показал на виднеющийся в отдалении дым.
— Там должна быть деревня. Попробуем устроиться на ночь? Ты согласна?
Дженни поглядела на красное лицо Грасиелы и кивнула.
— Малышку надо бы искупать, покормить и дать ей хорошенько выспаться.
— Мне бы тоже это не повредило, — отозвался Тай, расправляя затекшую спину.
Он и Грасиела сильно вспотели и буквально приклеились друг к другу. Тай и предположить не мог, что так утомительно ехать верхом часами, когда кто-то сидит перед тобой и прислоняется к твоей груди.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он у девочки.
— Плохо, — ответила она слабеньким голоском. Тай не знал, что сказать на это. Взрослые не были столь откровенны, как его племянница, когда говорили о своем самочувствии. Тай снял с шеи платок и, вытирая испарину и пыль с лица, обдумывал свои слова.
— Жаль, что ты чувствуешь себя скверно, — начал он, но сразу понял, что этого недостаточно, и добавил: — Но это вполне понятно.
— Дядя Тай, — заговорила Грасиела все тем же слабеньким голоском. — Ты меня любишь?
Кое-как повернувшись в седле, она устремила на Тая огромные зеленовато-голубые глаза.
— Ну, — неловко произнес он, глядя в эти печальные глаза, так похожие на его собственные, и лихорадочно обдумывая, то ли сказать правду, то ли прибегнуть к многословной уклончивости; он заметил, что у Дженни на устах играет ехидная усмешечка.
Но ведь в конце концов возможен лишь один ответ. Любой другой будет неоправданно жестоким.
— Конечно, детка, — вытолкнул он из себя. Именно такого ответа ждал бы от него Роберт.
— А ты мог бы так и сказать? — помедлив, спросила Грасиела со слезами, заблестевшими на ресницах.
О Господи! Тай сделал вдох, стиснул зубы и буркнул:
— Я люблю тебя.
Если бы Дженни сейчас хоть пикнула, произнесла хоть слово, он сшиб бы ее с лошади и уехал один, без нее. Он хмуро поглядел на нее искоса: она смотрела прямо перед собой, сильно втянув щеки, но не засмеялась и не проронила ни словечка.
— Я тебя тоже люблю, дядя Тай.
Грасиела поцеловала его в подбородок, повернулась и снова устроилась в той же самой позе, прижавшись спиной к груди Тая,
Он крепче ухватил поводья и уставился в пространство, обдумывая то, что произошло.
Ему не часто приходилось бывать там, где он мог встретить детей. Общение с ними было редким и ограниченным узкими рамками, что вполне устраивало Тая. В общем, он ребятишек не замечал, разве что они поднимали шум, который его раздражал, или вмешивались в разговор, а вести беседы с малоразвитыми существами он не умел.