Думбадзе Нодар
Не бойся, мама !
Нодар Владимирович Думбадзе
НЕ БОЙСЯ, МАМА!
Роман
Имя талантливого грузинского прозаика Нодара Думбадзе, лауреата премии Ленинского комсомола, широко известно в республике и за ее пределами.
В романе "Не бойся, мама!" писатель рассказывает о военной службе мужественных советских пограничников, об их духовном мире и быте, о судьбах молодых людей, вступающих в самостоятельную жизнь.
Романтическая повесть "Я вижу солнце" посвящена грузинской деревне в годы Великой Отечественной войны, людям смелым и сильным, деревенским подросткам, поэзии первой любви.
Погасла последняя звезда. Враз, словно сговорившись, умолкли собаки и петухи. У деревьев сперло дыхание.
Замерло море - казалось, вовсе и не было его. Растаял туман на склонах гор. И вдруг побледнела ночь. Все произошло за несколько секунд. Весь мир, точно повернувшись лицом к востоку, в ожидании чего-то неведомого уставился на горбатую гору. Величайшее из чудес - чудо пробуждения жизни совершалось в природе...
- Слышь, Щербина, поднимись-ка сюда! - Чего тебе?
- Поднимись, говорю. Сейчас взойдет солнце!
- Ну и пусть... Одно и то же каждый день.
- Болван! Красота-то какая!
- Отстань!
- Поднимись, не пожалеешь!
- Вверх - вниз, вверх - вниз... Надоело! Да и смена скоро.
- Ну и черт с тобой! Стой себе и любуйся, как старикашка молла полезет на минарет!
- Ладно, не ори...
- Пархоменко где? Позови его, пусть поднимется!
- С собакой?
- Собаку оставь себе.
- Ошалел? Загрызет!
Солнце всплыло неожиданно, красивое, теплое, золотое, живое и животворящее. Солнце поклонилось миру, улыбнулось, засмеялось. И зашумел лес, заголосил петух, залаяла собака, заколыхалось море. И всей грудью, глубоко, радостно вздохнула земля.
Настало утро.
Я зачехлил стереотрубу.
- Куда ж они запропастились, умираю с голоду! - заворчал Щербина.
Я окинул взглядом тропинку: по ней не спеша взбирались три пограничника.
- Идут!
- Слава те господи! - Щербина сладко потянулся. - Итак, ночь на участке государственной границы Союза Советских Социалистических Республик прошла без происшествий, - произнес он и закурил "Приму".
Я стал медленно спускаться с вышки. Подкованные сапоги звенели на ступеньках лесенки. Раз, два, три...
Раз, два, три... Ну и ну! Вот что значит армия! Попробуй сосчктай-ка до четырех - не пойдет! Раз, два, три - стоп!
Четверка - словно граница, Рубикон какой-то! Удастся перешагнуть тогда считай хоть до миллиона...
Пархоменко и Щербина ждали внизу.
- Слышь, отчего у тебя глаза опухли? Спал? - спросил я двухметрового Пархоменко.
- Как же, даст поспать, варвар! Стоит вздремнуть, как лапой по уху: цап! Зудов нашел чему учить пса! - Пархоменко слегка поддел сапогом высунувшего язык Танго.
- Так Зудов для себя же старался, - рассмеялся Щербина. - Чесаться самому лень, вот он и обучил собаку.
- Непобедимому войску Дзнеладзе ура! - приветствовал я подошедшую смену.
- Джакели! По инструкции положено встретить меня на вышке, доложить обстановку и сдать пост! - нахмурился Дзнеладзе.
- Все зафиксировано в журнале, товарищ Дзнеладзе.
- Порядок есть порядок, Джакели! Придется обо всем доложить Чхартишвили!
- Пожалуйста! Но раньше я ему доложу такое, что ты, милый мой, очутишься на гауптвахте!
- Ты о чем? - насторожился Дзнеладзе.
- О том. Ну-ка вспомни, отчего вдруг дизентерия свалила тебя и твоих орлов? А? Не пахло ли там зелеными мандаринами из сада Али Хорава?
- Кто... кто тебе... сказал? - запнулся Дзнеладзе.
- Он и сказал, мандариновая жертва. Погляди-ка на него, еле на ногах стоит. Герой!
- Продал, негодник? - зашипел Дзнеладзе на притихшего Петрова.
- А что мне оставалось делать, Шалва? - простонал тот. - Этот сукин сын заперся вчера в уборной и держал меня у дверей, пока не выудил все...
- Понятно, товарищ Дзнеладзе? - спросил я строго.
- Понятно, понятно! Валяйте отсюда! - Дзнеладзе махнул рукой и направился к вышке.
- Дивизия, равняйсь! - гаркнул я. Впереди стал Пархоменко с Танго, за ним Щербина. - Смирно! К заставе шагом марш! Раз, два, три! Раз, два, три! Пархоменко, запевай!
Построились в два ряда
Хребты Кавкасиона...
зазвенел серебристый тенор Пархоменко.
...В два ряда
Хребты Кавкасиона...
подхватил Щербина.
А затем грянули втроем:
Ребята в наряде
Поймали шпиона...
Битый год промучился я с ребятами, пока научил их пению в два голоса...
Эх, построились в два ряда
Хребты Кавкасиона,
Ребята в наряде
Поймали шпиона... Эх!
Под звуки нашего гимна, сложенного на мои слова и мой же мотив, мы бодро шагали по маршруту вышка - столовая...
...Только уснули, раздался крик старшины:
- Выходи строиться! Быстро во двор!
- Что случилось? Война? - спросил, протирая глаза, Щербина.
- Разговорчики!
- Да говори же, Зудов, в чем дело? - спросил Пархоменко.
- Все во двор! Приказ Чхартишвили! Живо! Даю две минуты! - крикнул старшина и убежал.
- Что там стряслось? - недоумевал Щербина. - Как ты думаешь, Джакели?
- Не бойся, на войну не похоже, стрельбы не слышно, - успокоил я Щербину.
Но было действительно странно: будить сменившихся с поста пограничников по закону заставы можно разве по сверхважной причине. Что же произошло?
Спустя пять минут застава выстроилась во дворе.
- Смирна-а-а! Равнение на середину! - крикнул Зудов.
Из казармы вышел майор Чхартишвили в сопровождении трех офицеров. Двое из них были его заместители - лейтенанты Королев и Павлов. Третьего, лет сорока лейтенанта, мы видели впервые. Он держался свободно, улыбался. По походке и сидевшей мешковато форме в нем угадывался человек невоенный. Смуглый, выше среднего роста, с брюшком, он походил на грузина.
- Это или разведчик особого ранга или же просто дегенерат: человек в таком возрасте должен быть, по крайней мере, майором, - шепнул я Щербине.
Тот согласно кивнул головой.
- Скорее похож на второго, - проговорил он спустя минуту.
Чхартишвили подошел к строю, заместители застыли несколько поодаль. А незнакомый лейтенант стал рядом с майором, расстегнул ворот гимнастерки, закинул руки за спину и носком новых хромовых сапог принялся выковыривать из земли камешек.
Зудов, вытянув шею и выкатив глаза, двинулся к майору, потом вскинул руку к виску и гаркнул:
- Товарищ майор, по вашему приказанию застава выстроена!
- Здравствуйте, товарищи! - прокатилось пулеметной дробью.
Застава глубоко вдохнула, потом вдруг грянула:
- Здравия желаем, товарищ майор!
- Вольно!
Застава выдохнула.
- Товарищи! - начал Чхартишвили. - Сегодня на нашу заставу прибыл грузинский писатель Владимир Мдинарадзе. Он является лауреатом нескольких премий, членом правления Союза писателей, депутатом, награжден орденом... Вам, конечно, знакомы его стихи, рассказы и другие произведения... - Майор сделал паузу и окинул взглядом ряды солдат. Ребята выжидающе молчали. Стихи, рассказы и другие произведения... - Повторил майор.
Писатель улыбнулся и наконец выковырнул камешек.
- Знаешь такого? - спросил я Щербину.
- Впервые слышу! - ответил он, пожав плечами.
- А ты? - взглянул я на Пархоменко.
- На каком языке он пишет? - спросил он.
- Очевидно, на грузинском.
- Не знаю.
- Не может быть! А я думал, знаешь его наизусть! - - съязвил Щербина.
- Разговоры в строю!.. Так вот, товарищ писатель будет жить, будет служить с нами... Он хочет изучить жизнь советских пограничников и написать книгу о нас. Понятно?
Застава по-прежнему безмолвствовала.
- Может, вы скажете? - обратился майор к писателю. Мдинарадзе широко улыбнулся.
"Чему он радуется, несчастный?" - подумал я.