- Девушка, семь лет назад в Тбилиси, на улице Меликишвили жил курдский мальчик Або...
- В Тбилиси проживают десять тысяч курдов, и половину их зовут Або. Как фамилия?
- Не знаю, никогда не интересовался. Мы росли вместе... Называли его Пучеглазом...
- Пучеглазом?
- Да, он ел много луку, глаза у него слезились...
- Не знаю, молодой человек, ничем не могу вам помочь...
- Извините.
- Пожалуйста.
- До свидания.
- Уплатите, пожалуйста, десять копеек.
- А, простите, забыл. Получите.
- До свидания!..
- Дядя, семь лет назад здесь жил курдский мальчик Або.
- Або? Або мой сын зовут. Ты какой дела имел?
- У того Або семь лет назад умерла мать.
- Мой Або мать умер семь лет назад.
- Або мой ровесник.
- Правильно, ты и Або один возраст! - Я знаю отца Або.
- Меня?
- Не вас, отца Або.
- Я отец Або.
- Вы отец, но не того Або.
- Какой другой Або?
- Мой друг Або.
- Не знаю, дорогой.
- Ну что ж, извините!
- Ничего, дорогой!
- До свидания, дядя!
- Будь здоров, дорогой!
Нет Або! Я исколесил весь город, побывал в Навтлуги [Навтлуги - район Тбилиси] - в третьем массиве, новом поселении, где живет много курдов. Кого только ни расспрашивал, куда только ни заглядывал - нет и нет моего Пучеглаза, словно земля его проглотила! Я обошел Дигомский массив, "Дезертирку", Малаканский базар, вокзал - все места, где только можно встретить рабочих-курдов. Мне показали не менее ста Або-сирот и моих ровесников, но среди них не было того единственного, моего Або.
- Надоел ты со своим Або! - ворчит тетя Шура. - Займись-ка лучше физикой, а то приедет дед, задаст тебе порку...
Эх, милая моя тетя Шура! Где тебе понять меня! Физика! Физика не сбежит, физика не пропадет. А Або исчез! Исчез человек! Я должен найти его во что бы то ни стало! Я не могу жить без него, ибо в нем все: мое детство, моя мать, ее теплые руки и голубые глаза, и та ночь, когда она лежала со мной, гладила по голове и шептала:
"Да, сынок, да, засни..."
Ничего этого тетя Шура не понимает. Другое дело дядя Ванечка! Дядя Ванечка - кудесник, он видит, чувствует, понимает все. И он говорит мне:
- Слушай, парень, чего ты носишься по городу? Ты сходи-ка на кладбище, там поищи своего Або. Быть того не может, чтобы сын, если он жив, не пришел бы на могилу матери. Ты помнишь, где похоронена Сара?
Как же, дорогой дядя Ванечка! Автандил Джакели помнит все! Мать Або похоронена недалеко от могилы его родителей. И он пойдет туда, найдет могилу, встретит, обязательно встретит Або! Как это он до сих пор не додумался сходить на кладбище? Або придет туда, непременно придет. А если не придет, значит, нет в живых Або.
И Автандил Джакели не станет больше искать его...
Давно уже закрыто кладбище в Ваке. Открыли новое - Сабурталинское кладбище. Потом и его закрыли и открыли еще одно новое - в Дигоми. Чем больше от города отдаляются кладбища, тем меньше близких и знакомых провожают покойника в последний путь. Если- так будет длиться, то в конце концов и провожать-то усопшего никто, кроме родных, не станет.
А в деревне не так! Деревенское кладбище - часть природы. Здесь человек отдыхает телом и душой. Здесь пасется скот, и молоко здешних коров вкусно и здорово, как здешняя земля, воздух и трава. Идти по деревенскому кладбищу ночью не страшно - у каждого там похоронен близкий или родной, чего же ему бояться? На деревенских кладбищах устраиваются сходки, игры, праздники, танцы, потому что, как правило, они расположены в церковных дворах, куда испокон веков человек шел в дни радостей и в дни печали. На деревенском кладбище люди, как и при жизни, селятся по признаку родства, и кладбище, как и село, имеет свои участки - участок Джакели, участок Беридзе, участок Каландадзе и так далее. В деревне не существует профессий могильщика и гробовщика:
здесь каждый умеет мастерить и гроб и люльку.
В городе похороны превратились в сложное дело. Созданы огромные тресты, управления, конторы, отделения могил и гробов, оркестров и панихид, посуды и столов для поминок, автобусов и траурной драпировки, цветов и венков, мрамора и гранита, памятников и воды... На городском кладбище воруют деревья, розы, горшки, мраморные плиты и даже траву. Землю здесь одевают в гранитную или мраморную броню. Наконец, городское кладбище радиофицировано и электрифицировано. Да, смерть в городе - дело сложное и серьезное. В городе боятся смерти.
- Маро-о-о!
- Здесь я, кто зовет?
- Подымись-ка сюда, пожалуйста!
- Кто это?
- Это я, Джакели!
- Иду, иду...
Маро поручено присматривать за могилой папы и мамы. Дед ежемесячно присылает ей пятнадцать рублей, чтобы она поливала цветы, сметала пыль с надгробной плиты и иногда срезала сорняки. Однако могила почти скрыта травой, розы обломаны, на плите сантиметровый слой грязи.
- Здравствуйте! - В руке у Маро ведро с водой.
- Здравствуйте. Я сын.
- Да, я поняла.
- Скажите, Маро, почему это цветы так обломаны?
- Воруют, дорогой. Что я могу поделать? Воруют, потом продают по рублю штука.
- Хотя бы срезали аккуратно...
- Вот именно, хотя бы срезали...
- А трава? Сорняки вот...
- Как мне быть, дорогой? Столько у меня покойников, разве за всеми поспеешь присмотреть?
- Тут скамеечка стояла. Где она?
- Что, нет скамейки? Украли, видно, бесстыдники!
- Сюда никто не ходит?
- Почему же? Ходит один мужчина. Полный такой, седой. Он и деньги мне дает, спасибо ему!
- Дядя Ванечка?
- Не знаю, дорогой, я имени не спрашивала.
- Так ты тут прибери, пожалуйста. Я скоро вернусь.
- Сейчас, сейчас, дорогой, сию минуту!...
Я спустился вниз по тропинке. Где-то здесь должна быть могила бедной Сары. Вот эту могилу я хорошо помню. Раньше здесь была только надпись, теперь стоит большой бюст.
Врач
Ражден Исидорович
Мемарнишвили
1900-1950
И четверостишие:
Ты неожиданно покинул нас,
Ты не избегнул приговора смерти,
Последний дар тебе преподнесли
В печали безутешной твои дети.
Черт возьми, неужели и врачи умирают неожиданно?
Я медленно шагаю по лабиринту могил, надгробий, памятников, бюстов... Море мрамора! Дворцы из мрамора!
Обширные особняки, крытые цинком! Кое-где видны забытые, поросшие травой могилы.
Откуда-то доносятся женский плач и причитания.
Я иду на голос. На свежем холме сидит женщина в черном.
- Авто, сын мой, жизнь моя! Авто, надежда моя единственная, солнышко мое! О горе мне, горе несчастной!
Я вздрогнул, услышав свое имя. Авто! Кто он, бедный парень? Я присел неподалеку. А женщина продолжала громко плакать:
- Зачем ты погубил свою несчастную мать. Авто, мой ненаглядный! Сын мой, дорогой мой мальчик!..
Дрожь пробрала меня, я весь похолодел. Потом по телу разлилась теплая, словно рука матери, волна. Какое счастье быть мертвым и слышать, с какой любовью и безысходным горем оплакивают тебя, знать, что для когото ты единственная надежда, единственная радость жизни. Я представил себя лежащим под свеженасыпанным могильным холмом и что это меня оплакивает моя дорогая, милая мать. И я заплакал от счастья.
- Авто, родной мой, любимый мой мальчик! Горе тво"
ей несчастной матери!..
Плакала женщина в черном, плакал и я...
- Сынок, ты товарищ моего Авто?
- Да, тетя.
- Вместе учились в университете?
- Да, тетя.
- Погубил он меня, погубил...
- Да, тетя.
- Не забывайте меня, заглядывайте...
- Обязательно, тетя.
- А как тебя звать?
- Авто, тетя.
- Горе мне! Почему же я тебя не помню? Ты тоже учишься на физическом?
- Да, тетя.
- Ты был тогда там? Во время драки...
- Где это, тетя?
- Там, на Тбилисском море, будь оно проклято!