- Дальше.
- Когда Малышевы узнали, что Агата в Киеве, то пригласили ее в гости. Я был сопровождающим, вот и все.
- Раз ты так ловко все разложил по полочкам, Войтюк, то, может, объяснишь мне, глупой, почему тогда я злюсь?
- Потому, что ходить ужинать в общественные места – это одно, а в гости к друзьям – это совсем другое. Это выглядит уже как-то по-семейному, поэтому ты и почувствовала себя преданной. И поэтому расстроилась.
От такого объяснения, откровенно и искренне высказанного Сергеем, у меня в груди сразу потеплело.
Я сидела за кухонным столом, рассматривая узор на клеенке, как вдруг заметила, что на нее капнуло. Что это, слеза? А вот еще одна, и еще. Господи, я же плачу! Меня тут же сграбастали (иначе и не скажешь) в медвежьи объятия и Сергей унес то, что от меня осталось, в комнату на диван. Я временно выбыла, так как ревела в голос, и не могла остановиться. А Сережа обнимал и целовал меня, ласково утешая:
- Зайчик, ты что? – изумленно спрашивал он. – Почему ты плачешь? ...Ну, все, все, хватит слез. Прости, что я сразу не рассказал тебе о гостях у Павла. Мне так не хотелось портить вечер, потому что тогда не было бы этой сладкой ночи с тобой.
- Д-д-да? – всхлипывала я.
- Ну конечно, моя хорошая. Ах, Машка, ты не перестаешь меня удивлять, - шептал Сергей, целуя меня в макушку. – Ты всегда такая непробиваемая, настоящая железная леди. А тут вдруг расстроилась из-за ерунды.
- Это не ерунда, - ответила я. – Это облегчение.
- Ты плакала от облегчения?
- Ага, - я уткнулась носом в широкую мужскую грудь, успокаиваясь окончательно. А потом вытерла глаза и отодвинулась в сторону.
- И что за облегчение? – допытывался Сергей.
- Ты был прав, когда сказал, что я почувствовала себя преданной. Понимаешь, с тех пор, как у меня появился ты, я уже не железная леди, просто хорошо маскируюсь.
- Ну, наконец-то, - Сергей вновь обнял меня, - хоть какое-то признание. А то все я один распинаюсь в своих чувствах, а ты отмалчиваешься.
- Я и не догадывалась, что мое терпение на исходе. Знаешь, видеть тебя каждый день рядом с Агатой, стало большим испытанием, но ради нас я держалась, держалась и верила, что все будет хорошо.
- Но потом узнала, что я повел Агату в дом лучшего друга, и обиделась? Понимаю. – Сергей ласкал мое лицо, кончиками пальцев обводя контуры бровей, глаз, губ и скул. И эта нежность заставила меня замереть, затаив дыхание. – Так же и я схожу с ума от беспокойства, когда тебя нет рядом, Маша. Или кричу от ревности.
- Я не хотела кричать. Но и плакать тоже не собиралась. Все как-то само вышло из-под контроля, – я стала целовать Сергея, вороша пальцами его волосы. Потом нежно прикусила мочку уха и перешла на шею. Я расстегивала его сорочку, чередуя пуговицы с поцелуями. А Сергей, тем временем, стягивал с меня спортивные брюки, пытаясь одновременно скинуть свои. Вот так, целуясь и сбрасывая одежду, мы незаметно перешли на кровать. А потом, в течение часа, Сергей убедительно и страстно доказывал мне свою преданность, нежно доведя до восхитительного взрыва.
- Эти ночные визиты меня уже достали, - уходя, сообщил Войтюк. – Может, переедешь ко мне?
- Сейчас, вот все брошу и перееду, - пообещала я ему в спину, закрывая дверь. И только потом поняла, что он сказал. «Дура! – завыла внутренняя сирена. – Тебе же только что сделали предложение!» Я вновь открыла дверь и увидела, что Войтюк все еще стоит на ступеньках лестницы, терпеливо дожидаясь моей реакции.
- Дошло, наконец? – тихо спросил он. – Я серьезно, Маша. Подумай над этим, но прошу - недолго. Сама знаешь, меня Боженька терпением обидел.
Утро пятницы было хмурым и ветреным. Высокие тополя Русановки, словно флаги, развивались на ветру, роняя первые пожелтевшие листья. Мы с Янушем бежали, подгоняемые ветром в спину и обсуждали завтрашний поход на Андреевский спуск.
- Надеюсь, плохая погода вам не помешает, панна, - говорил, будто бы оправдываясь, парень. – А то один я пропаду.
- Перестаньте, Януш, я с удовольствием схожу с вами. Уж поверьте, если бы я не хотела идти, то так бы и сказала. Или соврала бы так правдиво, что вы бы мне поверили.
Корчак захохотал, а потом вдруг поперхнулся и закашлялся.
- Что случилось? – крикнула я.
- Ниц, то ветер.
- Тогда лучше помолчим.
Мы сделали два круга и, отсалютовав друг другу на прощание, разбежались. Януш к себе в отель, а я – к Агееву. Шурик ждал меня на лавке во дворе. Из ворота его легкой куртки потешно торчала голова Пузика. Пудель жмурился от сильного ветра и периодически смешно чихал.
- Представляешь, собака на таком ветру даже нужду справить не может. Ее переворачивает все время, - пожаловался ворчливо Шурик. А потом протянул мне свежую партию фотографий, с которых на меня смотрел Войтюк, входящий с Агатой в «Турист».
- Пани Агата вчера выбрала ресторан своей гостиницы. Они с твоим шефом спокойно ели-пили до половины одиннадцатого, а потом мирно распрощались. Знаешь, Ланская, - продолжил Шурик, усаживаясь рядом со мной на лавку, - я вообще-то ожидал от всей этой истории какой-то интриги, более динамичных событий, что ли. А тут такая тоска….
- Потому что это и есть реальная жизнь, Агеев. Хочешь интриги – смотри детективы, там в каждой серии по трупу. А в нашей рядовой жизни все иначе: тихо, мирно и скучно, как в болоте.
- Ты сможешь удрать в обед? – позвонила мне Люся в полдень. – Да? Очень хорошо, тогда встречаемся в кафе на набережной. И не переживай, Машуля, новости у меня просто отличные!
А Войтюк сегодня вел себя необычно. Как только мы оставались вдвоем, он сразу начинал рассказывать, как прекрасно мы будем жить вместе, когда я к нему перееду. Что он будет заботиться обо мне, холить, лелеять, а главное - слушаться.
- Что? – не поверила я своим ушам.
- Слушаться, - повторил Сергей без всякого смущения. – Ведь женщины более гибки в общении, и лучше приспосабливаются к новым условиям, в отличие от мужчин. Поэтому я готов прислушиваться к твоим советам, чтобы не конфликтовать понапрасну.
- Отлично, - вздохнула я. - Совет первый – купи в секс-шопе плетку и наручники. И вечером проверим, готов ли ты слушаться.
К моему приходу в кафе Люся уже успела сделать заказ, поэтому мы быстро, не отвлекаясь на разговоры, поели. И только потом, под кофе с сигаретой, подруга начала подробно рассказывать.
- Я зашла к Агате в десять. Мы немного обсудили ход проверки и пришли к выводу, что все у нас здесь идет неплохо. Так что Нестеренко за пустой поклеп светят большие неприятности.
А потом Агата сама перешла на интересующую меня тему. Я ведь с ней знакома много лет, она знает, что мы с Сергеем давние друзья и я в курсе их бывшего романа. Поэтому Агата, не стесняясь, призналась мне, что чувствует себя виноватой за то, что была некорректной (так она выразилась) с Войтюком.
«Мы с Сергеем дальняя родня, – сказала она. – Больше родственников у меня нет. Жаль, что мы были в ссоре столько лет. Но за эти годы поумнел не только Войтюк, но и я. И теперь понимаю, что сама виновата в нашем разрыве. Вернуть ничего уже нельзя. Но и портить жизнь и репутацию Сергею я не собираюсь. Я знаю, Люся, что ты волнуешься за своего друга, поэтому хочу успокоить тебя. Все будет хорошо. Только прошу, не говори никому о нашем разговоре, пусть все идет своим чередом».
«А как же Нестеренко?» – спрашиваю я.
«О нем «позаботятся». Хочу также признаться, Люся, что Нестеренко периодически звонил мне в Варшаву и докладывал новости вашего филиала. Так что я в курсе всех дел Сергея, в том числе и его многочисленных романов».
- Подожди, Люся, - вклинилась я в ее рассказ. – Зачем же Агата подыгрывала Нестеренко?
- Во-первых, она хотела быть в курсе дел Войтюка. Во-вторых, сказала, что лучше знать явного врага, чем замаскированного. И еще ей было интересно, как далеко пойдет Сережкин зам в своих притязаниях на президентское кресло, поэтому решила подыграть ему.