– Нет, – сдавленно ответила она.
Когда Эдуард говорил с ней подобным образом, словно они были ближе друг другу, чем возлюбленные, дороже, чем самые преданные друзья, он мог уговорить ее, как и любую женщину на свете, на что угодно.
– Я слишком устала, чтобы разговаривать. И иду спать.
И слишком зла, чтобы спорить аргументированно, – добавила она про себя. Уходить от разговора было не в стиле Элен, но ей требовался весь ее ум, чтобы одержать победу над Эдуардом, ум, который не уступал бы в изощренности уму Макиавелли. Ей нужна абсолютно ясная голова. Неистовство и раздражение не помогут выиграть сражение, думала она, сердито натягивая простенькую ночную рубашку.
Эдуард обманул ее. Никакой новой секретарши он не нашел. Его легкомысленное «понятия не имею» говорило само за себя. С высоты своего самомнения он до сих пор был уверен, что легко сможет уговорить ее остаться. Стоит ему только дать себе труд захотеть.
И Элен вернулась к своему некоторое время тому назад зародившемуся плану: заставить его думать, что она влюблена в другого мужчину! И таким образом получить законное основание расторгнуть договор. Тогда никто, даже Эдуард, не сможет ей в этом помешать.
8
Снежинки блестели в темных волосах Элен, а щеки ее нежно розовели от резкого восточного ветра, когда она, нагруженная тяжелыми пакетами, вошла с холода в теплую квартиру. Хотя все здесь дышало тишиной и покоем, утонченная роскошь дома ударила по ее натянутым нервам. Слишком тихо, слишком спокойно! Такое глубокое безмолвие не сулило ничего хорошего.
Элен глубоко втянула в себя воздух, открыла зеркальные дверцы шкафа, повесила па плечики пальто, коснулась пальцами тонкой золотой цепочки, висевшей на шее, расстегнула верхнюю пуговицу алого жакета нового элегантного костюма, машинально отметив, что ложь обходится ей недешево, и не только с финансовой стороны. Чем дольше она продолжала обманывать Эдуарда, тем сильнее ненавидела себя. Но она и в самом деле не видела другого выхода.
Если прямо заявить, что влюблена и намерена выйти замуж за своего возлюбленного, в котором души не чает, он немедленно захочет узнать, кто этот возлюбленный, где они познакомились, и потребует встречи, чтобы удостовериться, что он подходит ей, так как считает себя за нее ответственным.
И Элен предпочитала исподволь сеять семена подозрения, предоставляя ему самому догадываться, что с ней происходит, несмотря на то, что проделывать все это было отвратительно до тошноты.
На эту идею ее натолкнула настороженная реакция Эдуарда на ее телефонный разговор с Маргарет месяца полтора назад. И вот уже несколько недель, с тех пор как они вернулись из Мертона, Элен претворяла ее в жизнь: наугад набирала номера телефонов, когда была уверена, что Эдуард застанет ее за этим занятием; купила себе несколько легкомысленных платьев, дорогие духи с волнующим запахом, а главное, под разными предлогами старалась как можно чаще отлучаться из дома.
И она знала, что ее план действует. Она часто ловила на себе взгляд Эдуарда, который молча наблюдал за ней, и глаза его при этом были задумчивы и мрачны. До сих пор она не давала ему никаких конкретных оснований для подозрений, ограничивалась лишь намеками, переменой в своем обычном стиле поведения. Например, две недели назад притворилась недовольной, когда пришлось сопровождать Эдуарда в Гонконг. Перестала проявлять интерес к его делам, даже к тому факту, что он распродавал большую часть своей недвижимости. Пыталась увильнуть от выполнения своих обязанностей, как сегодня, когда Эдуард просил ее организовать обед, на который пригласил двух банкиров, юриста и иностранного коммерсанта, потенциального покупателя его стекольного завода.
Этот завод был самым первым из убыточных предприятий, купленных Эдуардом. Он обновил оборудование, рационализировал производство, сделал его доходным и высоко-конъюнктурным. Из-за того что это было его первое детище, Эдуард всегда уделял ему особенное внимание, и почему сейчас он вдруг решил с ним расстаться, оставалось для Элен загадкой.
Но дело было не в одном заводе. Раньше он никогда не продавал так много предприятий сразу. Если он станет продолжать в том же духе, ему не останется ничего другого, как сидеть на своих миллионах, обрастать жиром и… скучать.
Вполне вероятно, что он собирается посвятить свободное время своей графине. Однако за исключением тех случаев, когда Элен специально уходила на несколько часов, Эдуард не выпадал из поля ее зрения с тех пор, как накануне Рождества вернулся из Оттавы. Насколько Элен могла судить, они с графиней не встречались и не созванивались. А Элен очень сомневалась, что темпераментная француженка способна безропотно дожидаться, пока он устроит все свои дела. На фотографии Луиза де Буало выглядела капризной и своенравной, скорее нетерпеливой и требовательной, чем спокойной и покладистой.
Элен тяжело вздохнула. Разумеется, планы Эдуарда ее мало касаются. Но впервые за два года у них появились секреты друг от друга, и это ранило ее сильнее, чем она могла предполагать.
С пакетами в руках Элен прошла в кабинет. По царящей в квартире тишине, отсутствию на вешалке чужих пальто она поняла, что деловой обед давно кончился. И с невольным трепетом подумала, что Эдуард наверняка взбешен ее отсутствием, что было, в общем-то, вполне справедливо.
Его лицо, когда он повернулся от окна, стоя у которого смотрел вниз на тихую улицу, сразу же подтвердило ее худшие опасения. По телу Элен пробежала дрожь, но она справилась с ней, не желая, чтобы он заметил, как сильно ее волнует все с ним связанное. Она широко раскрыла глаза, с трудом разыгрывая невинное удивление.
– Наконец ты соизволила появиться! Твои ссылки на утомление начинают действовать мне на нервы. Я сам делал записи, ты найдешь их на моем столе. И если ты не сможешь в них разобраться, тем хуже для тебя, – резко произнес Эдуард.
При виде его беспощадно сжатых губ сердце Элен дрогнуло. Ей захотелось кинуться к нему на шею, попросить прощения за все, признаться, как ненавистна ей роль, которую она принуждена играть. Искушение было таким сильным, что она едва не поддалась ему. Но она не могла позволить себе этого – один искренний порыв перечеркнул бы все, чего она добивалась с таким трудом.
– О, не будь таким ворчуном. – Она заставила себя улыбнуться, избегая, однако, встречаться с ним глазами. – Я ведь предложила вызвать женщину из агентства заменить меня на несколько часов, но ты почему-то отказался. На обед я заказала все самое лучшее, чтобы только угодить твоим гостям. А если бы я осталась с вами, моя голова разлетелась бы на кусочки от боли.
Она прошествовала к своему столу, стараясь выглядеть беспечной.
– Последние несколько недель ты совсем не давал мне вздохнуть. Разве удивительно, что я прошу хотя бы пару свободных часов в день. Я с ног валюсь от усталости.
– С моей точки зрения, до этого тебе далеко.
За этой мрачной иронией Элен почудилась скрытая угроза. Она замерла. Но чем мог он грозить ей? Ничем! Она села за стол, небрежно опустила пакеты на пол, и они, разумеется, повалились, а их экстрамодное содержимое вывалилось наружу, чего она и добивалась.
Шелк, воздушное кружево и атлас – соблазнительное белье, достойное сирены, самое фривольное, которое только удалось раздобыть, ничем не напоминавшее ее прежние скромные вещицы. Эдуард пересек комнату, узкий носок до блеска начищенного ботинка коснулся голубой атласной ночной рубашки, и кровь прилила к щекам Элен. Вопрос Эдуарда звучал холодно и язвительно:
– Цветочек наконец-то распустился, Элен? И кто же счастливец – или я не должен спрашивать?
Итак, подозрения, которые она так старательно сеяла в его душе, пустили корни и дали всходы. Дела продвигались успешнее, чем она могла надеяться.
Но ей захотелось плакать. Вопреки всякой логике слезы подступили к глазам. Глубоко вздохнув, она опустилась на колени и принялась торопливо засовывать красноречивые предметы туалета обратно в пакеты, и тогда кольцо, висевшее на тонкой золотой цепочке на ее шее, выскользнуло, как и было рассчитано, из-за выреза жакета. С лихорадочной поспешностью, которая должна была придать ей виноватый вид, Элен попыталась снова спрятать его на груди, но Эдуард быстро нагнулся, схватил ее за плечи и поднял на ноги. Длинный палец поддел цепочку, и блестящее колечко с искусственным алмазом предстало во всей красе, закачалось, засияло своим фальшивым блеском и внезапно показалось Элен до крайности отвратительным.