— И всё-таки, Ллель, ставить эксперименты на себе — глупо, — проворчал профессор, когда проверку закончили. — У нас полно прекрасного материала, который не жалко в случае неудачи!
— Брось, сэль Мириталь, — отмахнулась Халлела. Редко к кому она обращалась столь уважительно, притом — искренне. — Не хватало ещё сорвать эксперимент из-за того, что какому-то идиоту вдруг станет страшно, больно или захочется почесать задницу. Ничего со мной не случится, самое худшее — просто не выйдет. Не те энергии и не те точки, чтобы кому-то навредить. Зажигайте свечи. Запускайте стимуляцию! — повысив голос, бросила она в начало зала, за пульты.
Шайтар вздрогнул всем телом, дёрнулся. Глаза вспыхнули бледно-голубым светом, по серой коже прошла волна, оседая бледной рыхлой пылью, воздух вокруг могучей фигуры сделался вязким и плотным, и даже профессор невольно отодвинулся от дикаря подальше.
Конечно, не стоило рассчитывать на добровольное сотрудничество подопытного в эксперименте, поэтому Халлела ещё в самом начале набросала простенькую схему импульсов, которые заставляли шайтара рефлекторно призывать силу. Фокусировали и направляли её другие плетения, а что выдавить так получалось крохи — так от него по большому счёту требовалось только присутствие.
Повилика тем временем тщательно протёрла стерильной салфеткой с антисептиком своё предплечье и место на груди дикаря, в очередной раз порадовавшись, что предпочитала носить платья с короткими рукавами: удобно, вот как сейчас, и — красиво.
Изначально такой выбор продиктовало привычное желание позлить сородичей, в очередной раз поступить назло. Тело эльфийки покрывал несмываемый золотой узор, знак отверженной без рода, предупреждение окружающим. Предполагалось, что Халлела будет стесняться знака позора, а она находила в его существовании извращённое удовольствие, выбирала открытые платья, да ещё охотно подчёркивала эту роспись золотыми тенями на глазах.
Повилика взяла нож, приблизилась к шайтару, легко полоснула по груди — тот даже не поморщился, а короткий неглубокий порез набух несколькими тёмными кровавыми каплями. Первая сбежала по торсу, и Халлела проводила её рассеянным взглядом. Чиркнула лезвием по тыльной стороне запястья, прижала порез к порезу, смешивая тёмно-красную, с фиолетовым оттенком шайтарскую кровь со своей — настолько алой, что уже почти оранжевой.
Лёгкие чары связали кровь, и от запястья эльфийки к порезу на груди мужчины протянулась тонкая незримая нить, дрожащая от напряжения. Шайтар не мог ничего предпринять, но его тело инстинктивно сопротивлялось чужому влиянию. Это вызвало у Повилики довольную улыбку, с которой женщина и вступила в начертанный на плотной бумаге рисунок.
План эксперимента был прост. Способность управлять камнями и землёй у дикарей распространялась и на отдельные куски породы, лучше всего необработанные. Поэтому своё место в центре узора занял внушительный неровный осколок песчаника — материала хрупкого и податливого, самое то для первой попытки. С помощью чужой силы Халлела планировала перефокусировать собственную и заставить камень треснуть. Прекрасная задача: сложная и затратная, если использовать общую магию, но элементарная для расовой магии шайтаров.
Продолжая удерживать нитку силы, Халлела принялась активировать контуры узора, порой коротко командуя помощникам, если в той или иной структуре вдруг обнаруживался неправильный вектор, неверный коэффициент или незапланированное завихрение.
Работа медленно, но уверенно шла к успеху. Узор тускло светился, нить силы билась, но не рвалась. Вот замкнут последний контур. Халлела потянула за нить…
С грохотом слетела с петель входная дверь. Демонстрационный зал наполнился топотом, испуганными криками, звоном бьющегося стекла и резкими, отрывистыми командами на чужом языке, которые бросал грубый низкий голос с рычащими нотами.
Помощница испуганно вскрикнула и отшатнулась от узора, профессор Мириталь грозно вопросил, что происходит. А Повилика, словно не замечая всего происходящего, пыталась приручить чужую и перекроить собственную силу. Прерывать эксперимент она не собиралась, даже если крыша рухнет на голову.
Лопнули цепи и лианы, давая свободу дикарю. Кто-то вскинул оружие.
— Стриженая — моя! — этот хриплый, простуженный рык был последним, что услышала Халлела, прежде чем её просто и бесхитростно огрели чем-то по затылку. Она успела с иронией удивиться, что её немой сумасшедший лабораторный питомец — вовсе даже не немой. И наверное, даже не сумасшедший.