— Забавно. А я полагал, что имею дело с дураком. Но оказывается, всё проще: вы сумасшедший. Крайне сочувствую вашей сестре. Она заслуживает большего, чем возиться с безумцем вроде вас. Что ж, раз уж вы не в своём уме, я не стану вызывать полицию. Исключительно из сочувствия к Лесли.
Круто развернувшись, Седрик поспешил прочь. Мысли в голове спутались. Его нельзя отпускать. Если позволить ему уйти сейчас, он сбежит, а потом начнёт убивать снова — пусть, быть может, в другом городе или даже в другой стране. Убивать таких же наивных дурочек, как Лесли. Может, тоже чьих — то младших сестёр.
Но Седрик уходил — уходил по узкой пешеходной дорожке, нависшей над морем. До конца не осознавая, что делает, Ричард рванулся вперёд, хватая его за руку:
— Нет уж, ты не уйдёшь так просто!
— Что вы себе позволяете?!
Дальше всё происходило странно — заторможено, нелепо, как будто не по — настоящему. Седрик рванулся, освобождая руку, сделал шаг в сторону — и оказался на самом краю. Треск. Мелькнуло чёрное пятно плаща. Мелькнуло — и исчезло, перевалившись через край вместе с обломками перил.
Прохладный ветер шевелил волосы. Ричард стоял возле пролома, пытаясь понять, что только что произошло. Сорвался?.. Погиб?.. Убит?.. Всех оставшихся сил ему стоил взгляд вниз — туда, где на камнях осталось кровавое пятно, смываемое накатывающими волнами. Туда, где лежало тело, сверху кажущееся простой чёрно — красной тряпкой. Ричард сглотнул, подавляя тошноту, и медленно, как во сне, побрёл обратно к дому. Мыслей не осталось, кроме одной.
Больше Змеиный Фантом никого не убьёт.
Глава XVI
Перед глазами покачивался серо — белый коридор со множеством дверей. Конец его тонул в безжалостном голубоватом свете электрических ламп. А может, конца не было и вовсе: стоило сделать шаг вперёд — и там, вдалеке, возникали смутные очертания всё того же коридора, всё тех же совершенно одинаковых дверей, выкрашенных чёрной краской.
Где — то плакал ребёнок.
Коридор переполнялся тихим плачем и неестественно громкими шорохами, какие издаёт карандаш, цепляясь за бумагу. Ребёнок, кем бы он ни был, там, впереди. За одной из чёрных дверей.
Ричард шёл по коридору, толкал двери, открывал — и повсюду видел одну и ту же комнату, белоснежную комнату, похожую на больничную палату. Грустно поскрипывала, покачивалась из стороны в сторону забытая капельница. Порой проминалась кровать, словно на ней ворочался кто — то невидимый, но оттого не менее осязаемый.
А ребёнок всё плакал.
Ещё одна распахнутая дверь, ещё… Череда одинаковых комнат сливалась в одну бесцветную полосу, рябила, точно потревоженная вода в мелкой лужице. Пятно впереди. Белое. Белая дверь в бесконечном чёрном ряду.
Толкнув дверь, Ричард остановился. Она не поддалась. Все остальные открывались с одного лишь лёгкого прикосновения, эта же не спешила распахиваться. Заперто? Нет. Повернулась ручка — и с тихим скрипом белая дверь приоткрылась.
Комнату — стены, пол, даже потолок — усеивали рисунки. Не выведенные уверенной рукой профессионального художника, но по — детски перекошенные и простые. В самом центре комнаты, на полу, съёжился маленький мальчик. Он, тихо всхлипывая и высунув язык от усердия, скрёб бумагу карандашом, изредка откладывал, вытирал слёзы и снова принимался рисовать. На Ричарда мальчуган не обратил внимания, а может, и вовсе не заметил его появления.
Яркие детские рисунки, усеивавшие комнату, шелестели, меняясь местами. Ричард вглядывался, не понимая, что привлекло его внимание, когда ребёнок неожиданно шепнул, не поднимая головы:
— Вам нравится, как я рисую, мистер? Хотите, я покажу новые картинки?
В руку легла небольшая стопка. Вместо так любимых малышами ярких красок — серые, чёрные и красные хаотичные линии. Маленькая, почти кукольная фигурка человечка с длинными волосами, съёжившегося на кривоватой инвалидной коляске, такой же человечек — рядом с фигуркой. За их спинами — две фигурки побольше. Одна одета в платье, другая — в мужской костюм. Подпись кривоватым, детским почерком: «Мая симья».
Другой рисунок. Та же фигурка в коляске. Одна. Рядом с ней — фигура в чёрном. Почему — то от вида жутковатой тени, пусть и похожей на обыкновенную кляксу, кружилась голова. Стремясь оторвать взгляд, он схватился за следующую картинку. Тень снова была там, а вдалеке — приоткрытая чёрная дверь, к которой она волокла упирающуюся маленькую фигурку. На боку лежала брошенная коляска.