— Ничего.
Уголки губ профессора Грина иронично дернулись.
— Что ж, передайте ему мое почтение.
Даниэль кивнул и потянул Томку за рукав платья, без слов предлагая идти с ним.
— Прошу извинить нас Грин, — как-то небрежно произнес он.
Тома почувствовала себя неловко под осуждающим взглядом профессора.
— Тамара, — строго начал он. — Я надеюсь, вы не будете больше нарушать дисциплину. Все студенты, во избежание досадных инцидентов, обязаны ночевать дома.
— Да, профессор, — покаянно опустив голову, сказала Томка.
Мистер Грин еще несколько секунд буравил ее макушку взглядом и даже не простившись, ушел по направлению к зданию колледжа. Томка смотрела ему вслед и сердце тревожно билось.
— Тома, пошли? — прозвучал голос Даниэля совсем рядом с ухом.
Девушка вздрогнула и, повернув голову, увидела его глаза совсем близко. Она задрожала. Поцелует? Нет. Молодой человек только провел пальцем по подбородку, губам и отстранился.
— У меня есть идея, — весело сказал он.
И Томка доверилась. Осторожно вложила свою ладошку в его сильную руку, улыбнулась в ответ и они неспешно направились по направлению к колледжу.
Вечером того же дня Томка стояла, что есть сил, держась за железные поручни на смотровой башне в Карлайл Холле.
— Как красиво, — тихо проговорила девушка, разглядывая издали огни вечернего города. — Дух захватывает.
Солнце зашло уже давно, и Томкиному восторженному взгляду предстало небо, усыпанное бриллиантовыми звездами. Чувство нереальности происходящего внезапно охватило девушку. Слишком хорошо. И от этого… страшно… Она перевела взгляд с неба вниз и…
— Я очень люблю это место.
Томка вздрогнула от голоса, прозвучавшего совсем рядом, и горячее дыхание согрело кожу. По спине пробежались шальные мурашки.
— Даниэль… я… — Тома обернулась, и глаза его оказались совсем близко. — Мне очень понравился сегодняшний день.
Девушка не видела выражения лица молодого человека, но его глаза… Эти необыкновенно красивые глаза, светившиеся каким-то внутренним светом, пылали страстью. Даниэль склонился над ней, и она инстинктивно отклонилась назад. Железный поручень защитного ограждения больно впился в поясницу, и Томка застыла в очень неудобной позе. Практически повисла на поручне.
— Боишься высоты? — совсем неожиданно спросил парень, еще сильнее наклоняя девушку назад.
Томке ничего не оставалось, как вцепиться обеими руками в его плечи и приникнуть к нему всем телом. Что за игры?
— Дани, это не смешно, — дрожащим от страха голосом прошептала она.
Томке показалось, что он чуть заметно ухмыльнулся.
— Боишься?
— Да, — выдохнула девушка. — Очень.
Она почувствовала, как теплая ладонь скользнула по спине и прижала еще теснее.
— Тогда держись крепче, — мягко посоветовал он и закрыл ее удивленно раскрытые губы поцелуем.
У Тамары сильно кружилась голова, как будто в крови поселилась изрядная доля алкоголя. Она судорожно цеплялась за свою единственную опору — мужчину дарившему восхитительно чувственный поцелуй.
И губы горят, словно опаленные огнем. Из горла рвется стон боли. Даниэль прикусил нижнюю губу до крови. Укусил и тут же нежно зализал. И начинает казаться, что это никогда не кончится. И воздуха не хватает даже на вдох… А ему все мало и мало…
— Я же говорил — держись крепче. — Тамара как в тумане слышит его насмешливый голос и жадно хватает ртом воздух.
— Пойдем, — продолжает Даниэль. — Нужно тебя покормить.
Томка и не думала возражать. Захотелось поскорее уйти со смотровой башни. Поэтому, когда молодой человек по-хозяйски, положив ей руку на талию, потянул к лестнице, девушка с радостью последовала за ним.
Есть на самом деле вовсе не хотелось. От массы новых впечатлений и чувств нахлынула усталость. Даниэль оказался прекрасным рассказчиком и отлично разбирался в истории архитектуры. Не осталось уголка в Карлайл Холле, где бы они не побывали. Дом был великолепен. Еще не до конца отреставрирован, но все же великолепен. Тамара с радостью заметила, что Даниэль не стал менять что-то в убранстве Карлайл Холла. Реставраторы постарались воссоздать интерьеры девятнадцатого века. Как это было при его первом хозяине Эдварде Карлайле. Особой гордостью Даниэля была хозяйская спальня. По его словам, вся мебель и отделка сохранилась в оригинале. Мастерам даже не пришлось восстанавливать гобелены. Оставалось только гадать, каким непостижимым образом в них за полтора столетия не поселилась моль.