нимфой, – вместо приветствия сказал Толик. – Ты делаешь
успехи. Сам-то еще не влюбился?
– О чем ты говоришь! – отмахнувшись, сказал Нефедов.
– Это теперь-то мне влюбляться? Теперь, когда я знаю, что
все равно когда-нибудь встречусь с женой?
– Ну, вот, – с притворным недоумением сказал Толик, – я
ему про влюбиться, а он мне про жену.
– О, да ты, оказывается, еще тот тип-то, – даже с
некоторым раздражением проговорил Нефедов.
– Ну, не надо, не надо, – тоже вспыхнул Толик. – Не
надо меня воспитывать. Подождем, что ты скажешь через
год, через десять, через пятьдесят лет…
Нефедов даже зажмурился от его слов.
– Ну, все достаточно, – пресек их перепалку старший
восстановитель, – чего это вы с самого утра?!
– Да, – спохватился Толик, – мне пора. Красивого вам
сегодня путешествия.
Ушел он несколько раздосадованный этим неловким
разговором.
– Да уж, совсем он у меня распустился, – с огорчением
сказал Юрий Евдокимович, – много баловали его в свое
время. Извини, пожалуйста.
– А, да ладно, чего там…
– А тебя видно, зацепили наши вчерашние просмотры?
– Еще бы, – ответил Нефедов, со вздохом опускаясь на
диван.
– Ну, ничего, сегодня развеешься, – пообещал старший
восстановитель. – Сегодня мы взглянем на места
расселения, которые мы готовим для восстановленных
людей. Возможно, эти наши достижения удивят тебя еще
больше… А чего это я все время говорю «мы», если мы
просто продолжаем вас?
90
Он дружески приобнял Василия Семеновича.
– А, можно я денька два посижу дома? – попросил
Нефедов. – Мне бы сначала привыкнуть к тому, что я уже
знаю. А то вся эта действительность уже начинает казаться
мне сплошным фантастическим сном.
Эта просьба меняла планы старшего восстановителя, и
он на минуту задумался.
– Что ж, резонно, – тем не менее, легко согласился он, –
спешить нам некуда. И еще ты, наверное, хочешь
посмотреть что-нибудь из прошлого?
– Если можно. Для ощущения реальности мне надо как-
то соединиться со своим временем. Но я не умею
обращаться с этим прибором, – сказал он, кивнув на УП,
который так и лежал на столике.
– Ничего сложного. Положи его перед собой и четко,
фиксировано задавай все, что тебе нужно. Захочешь
остановить, тоже четко и фиксировано подумай об этом. И
все.
Вышло так, что дома Василий Семенович просидел не
два дня, а целую неделю. Целую неделю он не подавал о
себе никаких признаков жизни. Восстановители его не
тревожили. Два разу ему звонила Мида, но, почувствовав в
его голосе полное равнодушие и нежелание говорить,
запальчиво заявила о своем разбитом сердце и решении
забыть о Нефедове навсегда.
В каких только временах, в каких точках цивилизации не
побывал Нефедов за эту неделю. Он был и в гуще древних
побоищ, и на каторгах, и на кораблях, открывающих новые
земли, и в древних храмах, и в жилищах гениев. Поначалу
он задавал точные события, время и место, а после ему
понравилось вызывать эти координаты наугад. В
некоторые времена он входил и дышал воздухом других
столетий. Лишь осязания не хватало до полной
материальности картин, до ощущения полного могущества
над реальным временем, по которому он путешествовал.
91
Единственно, на что он натыкался, гуляя в разных эпохах,
были стены и мебель собственной квартиры. Зато, когда он
вызывал жизнь, некогда шумевшую в этой квартире, то тут
обнаружилась одна невероятная особенность: простым
перемещением УПа иллюзорная картина комнаты легко
совмещалась с реальной. И тогда призраками оставались
только люди. Потрясающе больно было видеть и слышать,
как кричат его маленькие дети, как Сашенька кормит
грудью Сережку или несколькими годами позже Наташу,
видеть себя играющим с детьми или, напротив, не
замечающем их, когда они надоедали. Для детей и жены
существовал лишь тот он, который был в том времени, но
его нынешнего они, конечно, не видели. Иногда дети
влезали в то же кресло, где сидел он. Иногда в это кресло
садилась Сашенька и Нефедов, как бы сливаясь с женой,
переставал ее видеть. Тогда он пересаживался на другой
стул, чтобы видеть, как Сашенька, сидя в этом кресле, что-
нибудь штопает, читает книжку или смотрит телевизор, как
разговаривает с его собственной тенью. Но больше всего
ему нравилось сливаться с «тем» собой, чтобы видеть глаза
жены и детей, устремленные на него. Жаль только, что
долго продержаться в этом положение не удавалось: там