– Вряд ли ты пройдешь так скоро, – предположил
Виктор, – там ведь своеобразная очередь.
Однако его прогноз не оправдался. Через несколько
минут прямо в воздухе прорисовался номер, присвоенный
предложению Василия Семеновича, в комнате появился,
как бы еще один Нефедов и повторил свое заявление.
– Люди сорок четвертого века, – спокойно говорил он
теперь уже всей цивилизации, – обращаюсь к вам и
надеюсь на понимание…
158
Как только он замолчал, Толик произнес шифр 43-26 с
добавлением литеры “А”. Перед ними на воздушном, но
непроницаемом фоне предстала таблица счета голосов.
Первыми появились и стали стремительно увеличиваться
голоса «против», но это были пока, конечно, просто
эмоции. И впрямь, потом, как бы с запозданием появились
голоса в поддержку. Их число, увеличиваясь все быстрее,
скоро сравнялось с голосами несогласных, о чем счетчик
дал знать общей красной вспышкой, и стремительно
пошло вперед.
Нефедов и его гости просидели перед этим экраном
минут пятнадцать. Картина не менялась. Толик отключил
УП.
В квартире была тишина и запах оплывающих свечей.
Юрий Евдокимович сидел на диване, обречено стиснув
голову ладонями. Виктор задумчиво маленькими зрачками
смотрел на ровный огонек свечи. Толик искоса
посматривал на Нефедова, побледневшего от волнения.
Того поразило уже одно количество людей,
среагировавших на его заявление. Вот сколько человек
могут тут мгновенно узнать о тебе.
– Ну что вы, я ведь уже знаю, как умирают, – и с
ощущением какой-то свободы, и с холодком отстранения,
попытался шутить Нефедов, – правда, в прошлый раз это
было не очень приятно, но уж теперь-то вы как-нибудь
подсластите это.
Никто, однако, не улыбнулся и ничего не ответил.
– А вы знаете, – продолжил Василий Семенович и сам
уже без улыбки, – мне, ведь, и вправду не страшно. У меня
такое ощущение, будто до конца-то я и тогда не умирал.
Как будто какой-то своей частью я жил все эти
тысячелетия. Эта моя часть (может быть душа?) не помня
событий времени, помнит лишь его бесцветный каркас, и
потому мое принятие нового похоже на узнавание
виденного, но чуть забытого.
159
– Пожалуй, это любопытно, – констатировал старший
восстановитель с оттенком профессионального интереса,
конечно, достаточно тусклого на этот раз.
Дальнейший разговор из-за налета грусти получился
очень взаимопроникновенным. Теперь уже, как бы на
прощание, восстановители еще более детально
обрисовывали картину будущего всевоскрешения. Василий
Семенович неожиданно заметил, что они будто в чем-то
оправдываются перед ним. Да ведь это ему надо
оправдываться… Другой-то на его месте, возможно, и
прижился бы тут. Устроился бы, например, егерем на
Земле Дубль-А и обосновал там новый род. Не того они
выудили из небытия, не того… Слишком уж социальным,
что ли, он оказался.
В последний момент, когда гости прощально пожимали
руку в прихожей, и когда у них уже не осталось
возможности возразить, Нефедов сказал главное:
– Пусть это произойдет завтра. Лучше всего утром.
Завтра я специально не буду выходить из квартиры.
Сделайте, пожалуйста, так, чтобы я ничего не заметил.
– Эх, – вспомнил вдруг старший восстановитель, – а
ведь я хотел еще с тобой к нашему Великому Старцу Сай
Ши съездить, да и в гостях у меня на Аляске не побывал…
– Да, ничего, – просто и по-доброму улыбнувшись,
сказал Нефедов, – потом в другой раз…
Закрыв дверь и вернувшись в комнату, он включил
люстру над почти нетронутым столом, задул свечи и
некоторое время сидел, уставясь на светло-пепельные
пахучие дымки от свечек. Теперь при ярком свете лампочек
все произошедшее за этим столом показалось почти
нормальным.
23. САМЫЙ КОРОТКИЙ ПУТЬ
160
На другой день Василий Семенович, почти до рассвета
просидевший у окна под звездами, поднялся поздно. В
коротком, сжатом сне ему явилось множество причудливых
сновидений. Вся его жизнь привиделась ему в образе
длинного коридора, свободно просматриваемого от начала
до конца. Шагая по этому временному коридору можно
было ступить в сторону и: уже пацаном присесть у речки
(ночная рыбалка – пощелкивание костра, отсвет которого
зыбким пятном качается на воде); шаг в другом месте и
завалился в сено, ощущая его полифонический аромат,
обостренный комариным преддождевым вечером;
несколько шагов по юности, потом шаг в сторону и вышел