Через некоторое время поток слез уменьшился, а потом и вовсе иссяк. Я еще некоторое время повсхлипывала и успокоилась. Как бы то ни было, я еще жива, а значит надо осмотреться и найти туалет. Я слезла с кровати и подошла к окну. Кроме моря я видела еще кусочек берега - сплошь светлый песок - и огромную скалу, которая закрывала мне обзор справа.
Раздался скрип, и я резко обернулась. В дверь медленно вошла молодая девушка с огненно рыжими волосами и зеленой кожей. Мне сразу вспомнился мальчик, которого я видела в камере. Я расслабилась: вряд ли она справится со мной. Я в два раза больше нее, а значит и сильнее. Девушка заговорила на странном трескучем языке. Я покачала головой:
Не понимаю...
Тогда она подошла, дотронулась до моей руки, приглашая идти с ней. Мы вышли из комнаты. Я обратила внимание, что мои босые ноги не мерзнут - каменный пол был приятно теплым. Мы шли по длинному коридору мимо бесчисленных дверей и ниш, мимо огромных портретов, каждый из которых выглядел как экспонат Лувра. Один раз мы встретили уборщицу. Такая же рыжеволосая девушка в переднике сметала пушистой метелочкой несуществующую пыль с рамы одного из портретов. Несколько раз я слышала приглушенные голоса за спиной, но стоило обернуться и как все стихало. Моя провожатая снова дотрагивалась до меня, и мне приходилось идти дальше. Наконец мы остановились у одной из дверей. Девушка ка-тресс, как назвала ее расу Аня, показала рукой на дверь и быстро ушла. Отличный шанс сбежать. Меня не охраняют, коридор пуст, можно не опасаться! И только я развернулась и сделала шаг от двери, как меня коснулся мягкий голос:
- Рон дашш тренк...
Повернувшись, я встретилась с взглядом фиолетовых глаз. Странный цвет, никогда раньше не встречала людей с такими глазами. Казалось, они видят меня насквозь, познают мои самые сокровенные тайны, читают мысли... Меня поглощал фиолетовый водоворот, кружил и покачивал, успокаивая и унося в неизвестность. "Любоффь, люобоффь..." тихий шепот обволакивал меня со всех сторон. Мне было приятно и хорошо, я уже любила эти глаза, их обладателя и весь мир. Стоп! Я люблю весь мир?! Я?! Минуточку, я люблю маму, папу, жареную картошку и собак! Откуда эти мысли? Они не мои! Я словно стряхнула с себя липкую паутину. Глаза как глаза. И вовсе даже не фиолетовые. Грязно-серые какие-то. И лицо, на котором они ..э...растут... не то чтобы очень красивое. Обычное такое лицо.
И что вы на меня уставились? - я терпеть не могу, когда вот так смотрят и молчат. Чувствую себя экспонатом в музее.
"Любоффь, любофь..." - не унимался шепот в моей голове.
- Эй, уважаемый, хватит на меня пялиться.
"Любоффь?" - робко прошептал голос в моей голове.
Стоявший передо мной человек поморщился, и, поманив меня пальцем, прошел в комнату. Там он уселся в низкое, оббитое зеленым бархатом кресло и жестом указал мне на диванчик у окна. Мы немного посидели, разглядывая друг друга, наконец, в дверь постучали, и вошла Аня. Она склонилась в поклоне перед сидящим в кресле мужчиной. Тот что-то сказал ей, указал на меня и отвернулся. Аня приблизилась.
Привет. Не ожидала тебя встретить еще раз. - Она говорила бесстрастно, но ее глаза светились лучиками радости. - Этот человек - граф и твой господин, тебе придется делать все, что он скажет. Он волен решать, оставить тебе жизнь или убить, продать в рудники или дать вольную. Хотя, вольную он еще никому не давал. Он - шрис. Это значит, что он может внушать людям любые чувства. Своих рабов он всегда программирует на любовь к нему. Поэтому, даже умирая от непосильной работы, они благодарны ему, и безгранично любят его. Советую сделать вид, что его программа сработала как надо. Пойдем, ты будешь работать со мной.
Аня повернулась, и, поклонившись своему... нашему хозяину, вышла. Я поспешила за ней, по пути бросив на хмурого графа взгляд полный обожания. Уже отворачиваясь, я заметила, как на его лице расплылась облегченная ухмылка.Мужчины...
Уже две недели я работала с Аней. Надо сказать, что к положению чужой собственности я до сих пор не привыкла. Когда прошел первый шок от перемен в моей жизни, от гибели Машки... я снова стала собой - едкой, колючей и за словом в карман не лезущей особой.К тому же Аня давала мне уроки всеобщего языка, и сейчас я уже вполне сносно могла на нем изъясняться, он действительно оказался несложным. На пятнадцатый день моего пребывания во дворце, граф вызвал меня к себе.