— Нет.
— Не ври, — отвечает озлобленно. В его голосе нет ни капли мягкости, как и в его касаниях и во взгляде.
— Теперь да, — отвечаю глядя в его глаза. — Боюсь. Боюсь, когда вы так смотрите на меня, будто хотите убить. Боюсь, потому что не знаю, что в вашей голове. Вы кажетесь холодным как сталь, во всем показывая свое безразличие, в другое мгновение меняетесь, готовы своим взглядом испепелить любого, кто рядом с вами, но, мне кажется, я видела и другую вашу сторону. Нежную, добрую. Возможно, это была всего лишь иллюзия. Я не знаю вас настоящего, Александр, и это пугает меня сильнее, чем то, насколько близко вы стоите сейчас ко мне.
Оборотень ослабляет хватку, но не отпускает, словно у меня есть шанс сбежать. Но смотрит по-прежнему дико, неутолимо, ненасытно и с тем же слишком опасно для такой, как я.
Чувствую себя пойманной жертвой. Мне больше не убежать, не скрыться, ведь я в лапах зверя. Добровольно пришла. Никто не заставлял. Сама так решила.
Опускаю взгляд. Пропускаю через все тело холод. Болезненный, неприятный. Чувствую, как мурашки накрывают плечи, которые, дрогнув, опустились, не в силах держать натиска этого мужчины.
Он так близко ко мне, я слышу его дыхание, чувствую жар, исходящий от его тела и запах. Странный, будоражащий внутри все чувства, запах лидера, с которым ты можешь быть под защитой. Но он опасный и манящий.
Почему так? Почему всё, что так запретно, манит? Притягивает к себе с такой силой, что ты словно помешавшись, не можешь даже возразить, хоть и знаешь, насколько это опасно для жизни.
***
И еду ему готовь, и вещи стирай, и полы мой! Унитаз и плитку в ванне чисть! Я кто ему вообще?
Думала ли я, получая диплом, что буду работать уборщицей у оборотня?
Надо бы прогуглить услуги клининговых компаний. Дом-то не маленький.
— Ты вот тут пятно пропустила, — тычет мыском в мыльный след на паркете. Сидя перед ним на коленях, я поднимаю голову, поджав губы, чтобы не дай бог в ответ ему ничего не сморозить.
— Вижу!
— Не халтурь, три тщательнее. Еще в гостиной не забудь.
— Не забуду! — сжав тряпку тру еще сильнее.
— И про ужин не забудь.
— Угу! — да когда ж вы свалите? — А вы точно на пробежку? Там ведь дождь.
— Идеальная погода для пробежки, — ну так бегите уже отсюда поскорее!
— Ну-ну, вы же не болеете.
— Кать, еще одно пятно. Почему ты такая невнимательная?
— Ну где? Я уже все отмыла здесь!
Оглядываюсь назад, а там светлое пятно на вполне себе темном паркете, и это пятно на глазах начало увеличиваться, как и глаза Александра.
— Ты чем намываешь вообще?
— Средством.
— Каким, Катя? — голос Александра меняется, я, сжав тряпку в руке, отползаю к ведру.
— Доместосом.
— Который для унитаза?
— А что был какой-то другой? Какая разница, чем полы мыть?
— Катя! — проорал мое имя словно проклятье. Я от страха чуть тряпку в него не кинула. — Большая разница, когда полы паркетные! Кто моет паркет доместосом?
— Я?
— Ты…! Ты…! — Александр багровеет на глазах. — Ты испортила паркет. Понимаешь, сколько он стоит?
— А чего вы орете на меня? Вы сказали мыть — я мою! Откуда мне знать, что паркет нельзя мыть доместосом? У нас дома линолеум! Мы его моем и доместосом, и хлоркой, и белизной!
По мере расширения пятна и осветления паркета, который был прекрасно выложен темной ёлочкой, появляются мои слезы.
— Я не знала! Может, коврик сюда положите?
— Ты же всю проходную помыла.
— Так положите ковер везде! Вы не говорили мне, чем мыть, я взяла знакомое средство. Вы сами виноваты! И чего вы орете на меня? не орите!
Выдохнув, оборотень смотрит куда-то сквозь меня. Он же не думает, как меня убить? Это ведь всего лишь паркет!
— Если что, от трупа нельзя избавиться залив его в ванной доместосом.
— Да что ты говоришь. У меня сад большой, розам как раз удобрения не хватает. Я пошутил, расслабься. Катя, тридцать три несчастья. Просто протри пол влажной тряпкой и вообще, зачем ты это делаешь на карачках? Тебе так нравится половая жизнь? Там же моющий пылесос стоит.
— Я не умею таким пользоваться! — и снова начинаю реветь, подставив перед собой ведро. Вдруг соленые слезы тоже паркет разъедают.
— А спросить не судьба?
— Вы спрашиваете не судьба? А вы считаете это судьба, быть вашей уборщицей, когда я знаю четыре языка, имею диплом и вообще готовлю как итальянский шеф-повар, а вы меня вот это вот все заставляете делать!
— Мерзавец.
— Да, мерзавец!
— Гад и нахал.
— Да, гад и нахал!
— Но все равно нравлюсь тебе.
— Да! Все равно… так стоп, — вытираю слезы тыльной стороной руки. Его уверенность в словах так прошибла меня, что я едва могла возразить ему в ответ. — Не нравитесь! — наконец выпалила. — Вы не нравитесь мне, и… И я вас боюсь! Ясно? Я здесь только по одной причине!